К вопросу о происхождении языка.
Здравствуйте, Гость ( Вход | Регистрация )
К вопросу о происхождении языка.
Алексей Воробьев |
May 18 2006, 04:49 PM
Отправлено
#1
|
Старожил Группа: Club Members Сообщений: 342 Пол: Male |
Введение.
Существование языка в качестве одного из основных условий бытия самого человека есть факт не требующий долгих доказательств. Однако со знанием об этом существовании, несмотря на настойчивые попытки его обрести дела обстоят достаточно проблематично. Одним из аспектов этой проблематичности являются трудности, связанные с загадкой происхождения языка. Если современная наука благодаря эволюционисткой теории сумела выработать некую установку в собственных взглядах на биологическое происхождение человека, то с пониманием зарождения языка (а тем самым и духовным человеческим происхождением) все обстоит довольно запутано. С некоторой долей условности можно сказать, что традиционно в вопросе о происхождении языка происходит противоборство двух подходов: натуралистического и конвенциального (сформулированных еще в платоновском «Кратиле»), первый так или иначе связан с теорией «божественного происхождения языка», второй имеет тенденцию к сциентискому на эту тему способу рассуждения, на сегодняшний день преобладающему, поскольку именно наука в современном мире берет на себя исключительное право по раскрытию истины. Впрочем, если задаться вопросом: что из себя может представлять конвенциональность человеческого общения до возникновения языка, то сразу же возникает проблема ее «естественного» постулирования, встраиваемая в различные теории языкового происхождения, ценность которых, однако, каждый раз оказывается довольно сомнительной. Так, например, существуют рассуждения, согласно которым язык произошел благодаря подражанию человеческого голоса звуком природных явлений (ономатопея, понимаемая здесь в современном значении термина, как отображение в слове некоторых звуковых качеств обозначаемого, а не как «делание имен» в первоначальном употреблении данного греческого слова), через эмоциональные возгласы со временем получившие концептуальное закрепление, за счет использования знаковых жестовых сигналов и т.д. Все эти и многие другие объяснения языка, увы, создают только видимость собственно объяснения, добиваясь эффекта некоторого правдоподобия, они проходят мимо сути того предмета, который собираются вывести и потому не мудрено, что ни одна из подобных гипотез ни разу еще не получила достаточного подтверждения для того, что бы перекочевать в разряд научных концепций. Дело тут обстоит так, что постулировать конвенциональность до возникновения языка оказывается по существу попросту невозможно, и если такие объяснения все же возникают, то они скорее вводят в заблуждение, чем пролагают дорогу к истине. Так, например, известно, что ономатопея имеет, так сказать, только обратную силу своего применения, то есть в ней не слова человеческой речи похожи на отображаемый ими звуковой образ предмета или явления, а наоборот этот звуковой образ похож на звучание того или иного, связанного с ономатопеей, человеческого слова (в этой связи, скажем, все животные являются исключительно полиглотами; то как кукарекает петух «на английском» мало походит на то, как он делает это «по-русски» и т.д.) Не менее сомнительно и то, что язык можно вывести из эмоциональных возгласов (ономатопея, кстати, имеет отношение к эмоционально окрашенному состоянию, за что часто бывает любима поэтами). Для того чтобы обрести статус лингвистических констант эти возгласы должны бы были прежде пройти через фонологическую модификацию, которая только и в состоянии бы была сообщить им постоянство значения. Но подобная модификация уже предполагает наличие завершенного фундамента языковой структуры, то есть опять таки мы имеем здесь не прямое, а обратное действие доводов предлагаемой гипотезы, имеющих смысл не благодаря, а вопреки ей. Если далее коснуться вопроса о возникновении языка из жестовых сигналов ( мы опускаем здесь обсуждения, связанные с языком глухонемых, обучением языку жестов обезьян, непроизвольных жестов и пр.), то ситуация будет выглядеть аналогично рассмотренным случаям. Даже простое указание жеста на предмет как на «этот» имеет дело с, так называемой, проблемой языковых индексалов, предполагающей выделение объекта, построения его «дескриптивного смысла», сохранения референции объекта в «возможных мирах» и т.д. Не вдаваясь в подробности, стоит отметить, что тема «индексалов» или квазиимен представляет собой на самом деле довольно сложный раздел семантики сингулярных терминов, предусматривающей наличие уже состоявшейся развитой логики естественного языка, а никак не отсылающей к чему-то изначально простому и очевидному. Схожее положение дел можно отметить и в психологических исследованиях, связанных с конструированием процесса овладения навыками языка ребенком. Хотя подобное конструирование напрямую и не связано с универсальностью темы происхождения языка вообще, оно все же затрагивает эту тему в ее индивидуально-частном измерении. Относительно этих исследований приходиться отмечать, что все они как бы пытаются выводить источник реки из вод, которые черпают у ее устья; беря за исходное состояние дел уже выявленный языком так то и так то осмысленный Универсум, они задним числом приписывают к существованию этого Универсума детерминацию его происхождения по схемам поэтапного конституирования становления языковой коммуникации, наивно принимая за исходно простые и достоверные постулаты своих объяснений как раз то, что осмысленно объяснить было бы труднее всего. Признавая, что отрицание предположения о доязыковом освоении значения мира влечет за собой целый ряд трудностей каузального характера, мы вместе с тем должны отметить, что все попытки обойти эти трудности путем привлечения, принятых в естественных науках, детерминистских схем, приводят к результату в котором само существо языка, его суть и роль оказываются искаженными. В этом искажении язык низводится до прикладной функции человеческого мышления, до частной способности в ряде других, и коль скоро это происходит то еще скорее (фактически в самом начале) исследование заведомо промахивается мимо всякой возможности приблизиться к пониманию тайны языка, а тем самым и возможности подступиться к вопросу о его происхождении. В отношении языкознания вообще важно признать, что наиболее общезначимых и методологически выверенных результатов своей теории оно достигало не за счет использования в своем аппарате предпосылок, опирающихся на данные о человеческом существовании естественных наук, а вопреки им, пусть и не без труда освобождаясь от диктата биологизма, психологизма и прочего «натуралисткого» детерминизма как от предрассудков и ложных путей, уводящих в сторону от изучения данности языка именно как языка. Так, например, уже Фреге подчеркивал, что (ключевая для логической стабильности языка) категория «смысл» не должна отождествляться ни с какими психологическими фактами как явлениями чисто субъективного характера такими как ассоциативный образ, определенное представление и пр. Говорящий «солнце взошло» житель тундры субъективно переживает нечто иное, чем, произносящий эту же фразу житель экватора, тем не менее, смысл данного выражения и в первом и во втором случае один и тот же. Если считать «смысл» категорией психологической то попросту невозможно избавиться от произвола и полной неразберихи в какофонии культурных, социальных, языковых фактов при обсуждении проблемы понимания слова, отсюда его приходиться признавать «сконституированным абстрактным объектом», который естественным образом детерминирован быть просто не может. Отказ от естественных научных теорий происхождения языка всего лишь освобождает место вопроса о языке от, имеющих псевдообъяснительную силу, теорий, но «пустота» возникающая на этом месте поначалу может оказаться тягостной и бременящей. Однако это именно философские тягость и бремя, и будучи таковыми они, конечно, требуют определенной решимости взяться за них и стойкости в способности эту решимость подтвердить… Вернемся, однако, к натуралистическому подходу к языковому возникновению. Согласно этому подходу между словом и вещью существует необходимая связь. Помимо того, что связь эту общезначимым образом проанализировать еще никому не удавалось, главным аргументом против ее существования традиционно являлся факт множественности самих языков: одна и та же вещь в разных языках называется различным образом и это с необходимостью приводит к выводу о немотивированности «означающего» относительно «означаемого». На данную проблему, однако, достаточно яркий свет способно пролить осуществление генеалогической классификации языков, обязанной своим возникновением методам современного лингвистического анализа, сумевшим вернуть новую молодость старинному предприятию языковедов по поиску единого праязыка человечества. Еще недавно это предприятие воспринималось как лженаучное заблуждение, сегодня же, когда реконструировано около семи основных языков «надсемей» от которых происходит огромное количество языков современных, - версия о том, что все люди имели когда то общий язык и общую прародину уже не является всего лишь фантазией. Конечно, в данном направлении лингвистики еще существует масса пробелов, но уже сейчас данные о нашем языковом прошлом проясняют многие важные факты о загадочной истории «переселения народов», ломают привычные стереотипы, связанные с представлениями о том, что происходило с человечеством в древние времена, предоставляют возможность задуматься о истине языка в гораздо более широком, чем чисто естественно-научном контексте. Но что же такого примечательного таится в перспективе когда-нибудь восстановить единый и общий язык человечества? Приближаться к ответу на этот вопрос следует с большой осторожностью. В качестве одного из мотивов его разработки мне здесь хотелось бы вернуться к уже упомянутом диалогу Платона «Кратил». Рассуждая в нем о происхождении языка, Сократ говорит о том, что учрежденные древними законодателями слов, первые имена вовсе не были даны вещам произвольно, но выражали подлинную суть и истину называемого, и только потом с течением времени ради удобства в произнесении и благозвучия исказили свое первоначальное звучание вплоть до того, что значение первозданных слов, дающих выражение открытому Логосу бытия, стерлось и сделалось непроглядным. Сумеет ли человечество вновь докопаться до древнейшего истока происхождения смысла? Что может означать снова обретенное прикосновение к нему? Как это прикосновение должно сказаться на нашей будущей истории? Вопросы множатся и на первый взгляд они могут показаться даже несколько странными, но, тем не менее, они далеко не праздны, поскольку будущее познания, как мне представляется, еще не раз способно преподнести нам большие сюрпризы. |
Алексей Воробьев |
Oct 15 2006, 08:25 PM
Отправлено
#2
|
Старожил Группа: Club Members Сообщений: 342 Пол: Male |
Здравствуйте, Владимир.
Попытаюсь частично ответить на Ваши вопросы. Фонема парадоксальна, поскольку на самом деле она не является наименьшей единицей языка, подобно тому, как и атом (как выяснилось) наименьшей единицей вещества не является. Фонема состоит из «пучка» различительных признаков, и что удивительно: во времени основные из этих признаков относятся друг к другу на оси одновременности. Как бы ни было в качестве эмпирической сущности звук человеческой речи в итоге рассматривать не выходит, это именно то образование, в котором материя сочетается со смыслом (или, как Вы говорите, духом), а тут много разных странностей возникает, поэтому в свое время как раз фонология и оказала на философскую мысль достаточно сильное влияние. Что касается «другого» с большой буквы, то так иногда пишут, чтобы подчеркнуть инаковость этого другого, его недоступность для меня в пределах собственного сознания. С одной стороны Другой – это другой человек, с другой стороны это философский (чуть ли не нарицательный) принцип одновременно имманентный и трансцендентный ( в том и другом случае нами непостижимый). Если человек в своей конечности собирается решиться на признание Другого, то ему необходимо решиться так же на то, чтобы иметь дело с собственной смертью, поэтому до подобного признания дело не доходит, но это фундаментальное малодушие приводит к тому, что мы отныне вынуждены идентифицировать самих же себя только с ложными фигурами сознания. Кое-что по этой проблеме можно почерпнуть в диалектике раба и господина Гегеля, ну а вообще тема Другого - одна из дежурных рубрик всей философии постмодернизма. К обращению с этим термином нужно немного привыкнуть, многое относительно него (как мне кажется) и впрямь «ради красного словца» было написано, но есть и мысли очень глубокие. С приводимыми Вами построениями я в основном согласен. На счет присвоения слову философской категории, впрочем, уверен не до конца. У слова помимо философии и других дел по горло. |
Ксари |
Oct 16 2006, 05:02 PM
Отправлено
#3
|
Старожил Группа: Users Сообщений: 542 Пол: Male |
QUOTE(Алексей Воробьев @ Oct 16 2006, 02:55 AM) Здравствуйте, Алексей! Парадоксы Зенона, насколько мне известно, составили огромную службу науке. Пытаясь, их разрешить, в своё время И.Ньютон и др. разработали теорию бесконечно малых величин, и тем самым новую область – то, что мы называем высшей математикой. Чтобы нам было с вами легче оперировать, термином «парадоксы» - могу предложить свой взгляд на это дело. Почти все специалисты-логики испытывают самые трепетные чувства в отношении парадоксов, и тем не менее чаще всего негативные(согласен). А.С. Пушкин в свою очередь советовал с ними дружить. Что касается философии, то она давно уже в них души не чает. Это видно, из решения её основного вопроса. Уж на что математика, и та завязала с ними крепкую дружбу еще в ХVШ веке. Это сделал господин Карл Гаусс, когда окончательно ввел в математику понятие комплексного числа и нашел ему достойное применение. Что касается применения парадоксов в логике, не берусь говорить, могу только отметить, что всякий парадокс представляет собой «органическое», (внутрисвязное) соединение истины и абсурда. («В логике абсурд понимается как внутренне противоречивое высказывание. В таком высказывании что-то утверждается и отрицается одновременно, как, скажем, в высказывании «Тщеславие существует и тщеславия нет». Абсурдным считается также высказывание, которое внешне не является противоречивым, но из которого все-таки можно вывести противоречие» - Ивин А.А. Логика. – М.: Гардарики, 1999. – 131 с.) Т.е. во всяком парадоксе содержится истинная (действительная) часть и абсурдная (мнимая). Покажем это на примере парадокса «лжец». Вообще «лжец» есть представитель элементарного парадокса в таких своих формах как «я лгу», «это предложение ложно». Здесь истина не имеет внутреннего смыслового содержания (сравнивая с комплексным числом в математике, это когда Z = а + ib, при а = 0. Абсолютная истина здесь только в том, что есть действительное проявление абсурда как физического существования тех слов, из которых этот абсурд состоит). А что касается его смыслового значения, то еще Аристотель отмечал: «верю и не верю» в одном, и как правило, если в одном высказывании что-то утверждается и отрицается одновременно, то оно является абсурдным. По аналогии с математикой «я лгу» есть чистая мнимая единица i2 = -1 или чистый элементарный абсурд. Также у этого «лжеца» могут быть формы полноценного парадокса. Обратимся еще раз к учебнику «Логика» Ивина А.А. (М., 1999). На странице 310 читаем: «А вот современная перефразировка парадокса лжеца. Допустим, что на лицевой стороне карточки написаны только слова: (1) «На другой стороне этой карточки записано истинное высказывание». Перевернув карточку,… на обороте стоят слова: (2) «На другой стороне этой карточки написано ложное высказывание» – и ничего более…» Далее господин Ивин А.А. проводит такую мысль, что из истинности одного утверждения, вытекает ложность другого и наоборот. В итоге возникает вопрос, где истина, а где ложь? Теперь же, зная заранее то том, что в этом парадоксе обязательно должны содержаться твердая истина, и связанный по отношению к ней абсурд, мы готовы приступить к решению. Итак, априори, заранее известно, что одно из этих предложений истинно. И истинность одного предложения должна раскрыть абсурд другого. Наугад предполагаем, что первое предложение «На другой стороне этой карточки записано истинной высказывание» – истинно. Из условия истинности первого утверждения второе предложение должно оставаться истинным само по себе независимо от того, о чем в нем говориться. Т.е. второе предложение «На другой стороне этой карточки написано ложное высказывание» – истинно по условию. Таким образом, мы приходим к выводу, что истинными являются оба предложения. Но нам известно, что одно из этих предложений должно быть абсурдным, т.е. в настоящем парадоксе не должно быть двух истинных суждений, следовательно, мы сделали неверное предположение. Теперь условимся, что второе предложение «На другой стороне этой карточки написано ложное высказывание» – является, бесспорно, истинным. Тогда это второе предложение сообщает о том, что первое предложение «На другой стороне этой карточки записано истинное высказывание» – должно быть ложным само по себе. И тогда первое предложение в силу своей ложности следует понимать так: «На другой стороне карточки написано не истинное, а ложное высказывание». Значит, если предположить, что второе предложение «На другой стороне карточки написано ложное высказывание» – является истинным, то первое предложение начинает вести себя как-то странно, т.е. оно сообщает нам, что «На другой стороне…записано истинное высказывание», а понимать его следует так: «На другой стороне … записано ложное высказывание». В этой связи, одно и тоже первое предложение, сообщает, что «На другой стороне записано истинное и в тоже время ложное высказывание» – что, безусловно, является абсурдом. Итак, только что было установлено: в данном парадоксе второе предложение «На другой стороне… написано ложное высказывание» является истинным утверждением по отношению к первому предложению, а первое предложение «На другой стороне… записано истинное высказывание» по отношению ко второму предложению является внутренне противоречивым абсурдным и, значит, ложным. Если, Вам, Алексей удастся, раскрыть парадокс фонемы, то очень прошу поделиться, или предложить свой взгляд на это дело. С уважением, Владимир. |
Людмила |
Oct 17 2006, 01:18 AM
Отправлено
#4
|
Старожил Группа: Users Сообщений: 1 333 Пол: Female |
QUOTE(Ксари @ Oct 16 2006, 10:02 AM) Если, Вам, Алексей удастся, раскрыть парадокс фонемы, то очень прошу поделиться, или предложить свой взгляд на это дело. С уважением, Владимир. Уважаемый, Владимир (Ксари), не знаю, могу ли я воспользоваться предложением к Алексею, но мне хотелось бы высказать свои соображения по "парадоксу фонемы". Мне кажется, разрешая этот парадокс, Вы должны "работать" с фонемой, а не с замещающими ее суть знаками, т.е., со словом изреченным (звуком). В свое время этот парадокс удалось разрешить Иисусу, выйдя на подлинную "пару" противоположностей в понятии без их взаимоисключения. Но гораздо интереснее то, к чему это привело: к временной реверсии... |
Ксари |
Oct 17 2006, 02:13 PM
Отправлено
#5
|
Старожил Группа: Users Сообщений: 542 Пол: Male |
QUOTE(Людмила @ Oct 17 2006, 07:48 AM) Уважаемый, Владимир (Ксари), не знаю, могу ли я воспользоваться предложением к Алексею, но мне хотелось бы высказать свои соображения по "парадоксу фонемы". Мне кажется, разрешая этот парадокс, Вы должны "работать" с фонемой, а не с замещающими ее суть знаками, т.е., со словом изреченным (звуком). В свое время этот парадокс удалось разрешить Иисусу, выйдя на подлинную "пару" противоположностей в понятии без их взаимоисключения. Но гораздо интереснее то, к чему это привело: к временной реверсии... Людмила, я не против его разрешать, но его надо сначала сформулировать, описать. В чем противоречие? Пока я здесь вижу, классическую пару: качество - количество, количество- качество и т.д. Что касается Иисуса, не знаю, к глубокому сожалению, пока не читал. |
Текстовая версия | Сейчас: 19th April 2024 - 12:42 PM |