Смысловая аутентичность как онтологическая мера душевного здоровья личности
Здравствуйте, Гость ( Вход | Регистрация )
Смысловая аутентичность как онтологическая мера душевного здоровья личности
![]()
Отправлено
#1
|
|
Unregistered ![]() |
Тарас Денисенко
Смысловая аутентичность как онтологическая мера душевного здоровья личности Опубликовано в Философском журнале Phenomen.Ru 26.01.2009. Прямая ссылка: http://phenomen.ru/public/journal.php?article=64 Об авторе |
![]() ![]() ![]() |
Dasha |
![]()
Отправлено
#2
|
![]() Старожил ![]() ![]() ![]() Группа: Users Сообщений: 134 Пол: Female ![]() |
Тарас, чем понравилась статья? – Очень сложно ответить..
1) понравилась эстетически. Когда-то мне повезло быть на художественной выставке Генриха Белля (Г. Бёлль). До этого я прочитала почти все его произведения. Каково же было мое удивление, когда я узнала, что перед тем, как написать тот или иной рассказ, он его рисовал (естественно не духе соцреализма, а в духе импрессионизма). При этом его художества были также совершенны, как и его литературные произведения… (Вообще с Г. Беллем очень интересно – немцы его просто обожают, т.к. он помог им пережить ужас отвращения к своей нации, помог заново их «перенастроить». При этом, обратите внимание – не тревогой к поиску смысла жизни, она у них присутсвовала в максимольном виде, а окунанием их в атмосферу естественности (как вы говорите - аутентичности) повседневности) Х.Л. Борхес (с Касаресом) приводит в «Собрании коротких и необычайных историй» один текст «Орнамент ковра». Для меня здесь интересно то, что сюжет множества книг вымышленного автора имеет определенный повторяющийся рисунок, и все его книги вместе образуют тем самым некий орнамент. Если несколько развить эту тему, то научные тексты (если они грамотно написаны, т.е. нет «воды», лишних слов, лишних привязанных за уши смыслов) также можно представить визуально в виде некой логической структуры рассуждений и выводов. – такой вид восприятия и понимания я не практикую, но увидела определенный рисунок Вашей статьи и в этом Вам большой +. 2) если рассмотреть вашу статью с точки зрения «нормы-патологии» в научном дискурсе, то я не специалист в этой области и не смогу определить точность Вашего понимания, скажем Хайдеггера.. Прочитав первый раз статью я поняла, что поняла ее 1/3 часть и если бы мне надо было бы ее пересказать своими словами, боюсь это не заняло бы и 3 минут. Это не характеризует работу, а скорее меня. Ваши ответы на форуме позволили мне сделать вывод, что хотя Вы и находитесь в определенном научном умонастроении («захвачены» им), что отражается на Вашем языке дискуссии (и это «-»), Вы адекватно понимаете людей из «других» умонастроений (и это «+»). Также оказалось весьма приятным, что будучи «захваченным» этим умонастроением, Вы весьма активно продуцируете и новые смыслы, простраиваете новые интертекстуальные (интерумонастоительные) связи. (Смею обратить Ваше внимание на некоторый лингвистический конструкт «норма-патология». В свое работе в разных статьях, при определении некоего континуума я, например, применяла следующую форму: принятие/отторжение социальных инноваций, мотивационные стратегии отказа/ограничения потребления, хотя далее по тексту я этот континуум заполняла. Хотя Ваш вариант стандартен и не совсем плох, но мой мне нравится больше). Относительно Вашей критики моих критических замечаний Вашей статьи: я довела до абсолютизма некоторые Ваши идеи, а Вы довели до абсолютизма мои («культурный релятивизм», «статистический редукционизм» и т.д.). Да, все гораздо мягче и у Вас, и у меня. Надеюсь, я удовлетворила Ваш интерес по поводу статьи. Мой же интерес – в феномене настроения. Это очень здорово, что Вы обратили внимание на познании (как говорил Ясперс, экзистирование и трансцендентирование возможны только совместно, в едином неделимом процессе). Пытаясь дойти до сути настроения я сопоставила Ваши тексты и тексты Шкуратова (статьи и ответы на форуме) и все же не поняла присутствие и степень рациональности в настроении. Шкуратов против рациональности в феномене настроения, говорит, что сон – эта сфера чистого настроения. Со сном также непонятно: или это только переживание ситуаций сна (эмоциональность) или, как у Кастанеды, управление ситуацией во сне (рациональность). Мои, как Вы выразились, гомеопатические аналогии меня здесь подводят. |
Тарас |
![]()
Отправлено
#3
|
Старожил ![]() ![]() ![]() Группа: Advanced Users Сообщений: 147 Пол: Male ![]() |
[Даше.
Думаю, дело вовсе не в «абсолютизме», который мы будто бы в суждениях друг у друга усмотрели. Просто за любыми нашими дискуссиями всегда присутствует некий контекст, что-то вроде «предрассудков» Гадамера, которые мы вроде и не высказываем, но имплицитно они таки влияют на дискурс. Оппозиции, типа абсолютное/относительное, релятивизм/редукционизм, они ведь в нашем понимании и отношении к действительности так или иначе уже присутствуют. И задача «герменевтики фактичности» рефлектировать их, и по ходу дела эксплицировать. Вот, например, конструкт «норма-патология», на который Вы обратили внимание, и специфику рецепции которого в моей статье мне хотелось бы пояснить. Рецепция, в данном случае, философско-методологическая. А значит, одно дело, приложение подхода, уже построенного и имеющего четко заданные нормативные оппозиции («принятие/отторжение», «отказ/ограничение», о которых Вы говорите), и приложение его к тем или иным аспектам рассматриваемого предмета (соответственно, «социальные инновации», «мотивационные стратегии потребления»), другое дело, задача построить этот подход, да еще увязывать это построение с онтологическими основаниями нормативности и дотеоретической экзистенциальной фактичностью. То есть более сложная континуальная структура получается. В этом смысле, я рад, что Вы в статье именно рисунок увидели, а не спекулятивную паутину, каковую, зачастую, видят в научно-философских построениях, претендующих на мета-уровень, метафизическую и критико-методологическую рефлексию. А то, что изложение понятого из моих построений укладывается, как Вы говорите, в 3 минуты, так я того и добиваюсь, чтобы, если имеется претензия на «мета-», то это не превращалось бы в «паутину» или «деконструкцию», а оперативно преодолевало оные. Важно и то, чтобы этот набор оперативных понятий не превращался в некую догматику, вгоняющую всё и вся в свою понятийную схему, или софистику, развенчивающую любой исследовательский почин, из какой бы парадигмы он не исходил. И важно, наконец, то, что, если речь идет об умонастроении, то дело не сводится к каким-то предпочтениям, дескать, «нравится/ненравится». В том и задача «герменевтики фактичности», чтобы, мысля и коммуницируя из умонастороения, добиваться понимания не вопреки «захваченности», а благодаря ей. Здесь мы вплотную собственно к теме настроения подошли. Потому настроение и надо всегда с интенциональностью связывать, что в противном случае оно превращается в некий феномен наряду с другими психическими феноменами. Феноменологическая редукция ведь не только для того нужна, чтобы сказать, что фактичность cogito не элиминируется, целое феномена не сводится к его частям и т.п. Все это предварительные ходы редукции, подводящие к очевидности, «непотаенности», соответственно, к проблеме. Здесь только всё начинается, и далее делается набросок, фиксирующий всевозможные единства и различия. Так вот, если говорить о настроении, то фиксируется единство и различие интенциональности и настроенности. Интенция есть определенная настроенность, настроение – источник интенций. Отсюда следует, что настроение лежит в основе эмоциональных и рациональных отношений. Сам в себе, феномен настроения, надо заметить, весьма полемичен, что, однако, не должно вести к каким-то антиномиям. Моя позиция заключается в том, что, помещая этот феномен в центр исследовательского интереса, мы стремимся преодолеть картезианский дуализм, поскольку он ведет либо к протокольному феноменализму «чистых фактов», либо к трансцендентальному солипсизму «чистого Я», и далее, к дилемме рационализма/иррационализма, когда оказывается или «хуже» для действительности, или для разума. Но дело в том, что когда Вы пытаетесь «дойти до сути настроения», в самой интенции вопроса присутствует рацио, поиск рационального основания как определенное умонастроение. Когда же мы говорим об эмоциональном состоянии – это уже констатация определенного воздействия на настроение, например, воздействия мысли, воспоминания, или, например, события, предмета, или воздействия определенного состояния тела. Но все эти констатации, – рациональные, по своей сути, поскольку они усматривают определенные каузальные отношения, – осуществляются так же из определенной настроенности, то есть предполагают настроение как специфическую материю, среду проявления воздействий и в то же время как активную силу, движущую этим проявлением и направляющую его. В этом смысле, настроение – средоточие нашей душевной жизни в ее рациональном и эмоциональном аспектах, бодрствующем или созерцающем сны состояниях. Не буду здесь затрагивать тот экстраординарный опыт, о котором говорится у Кастанеды. Это особая тема, тема духовных практик, а нам бы сначала с сущностью настроения разобраться, и прежде всего, в аспекте научной методологии. Сущность настроения обнаруживается в тревоге. Возникает вопрос, что это за такие патологические, мрачные навязчивости? (Точнее, может возникнуть, так же, как и «гомеопатические аналогии», то бишь, все те же «предрассудки», в которых я не столько Вас подозреваю, но которые следует иметь в виду в процессе коммуникации.) Однако, дело ведь здесь не столько в том, что «как ни сладок мир подлунный, лежит тревога на челе». У кого-то лежит, кому-то хочется, как Вы говорите, «окунуться в атмосферу естественности». Но, прежде всего, важен момент захваченности, или «затрагиваемости» (Angänglichkeit), миром, от которой нам не отвертеться, даже если наше «противонастроение» (Gegenstimmung) отчаивается на «всему миру рухнуть, а мне чтобы чай пить». Мир, которым мы захвачены в настроении, не может в его целом быть представлен как наличное бытие. У кого-то это вызовет тревогу, у кого-то нет, но в методологическом отношении это требует проведения различий уже в интенциональном опыте, способах выполнения интенций. Есть акты как отношения к предмету, наделяющие его субъективным или интерсубъективным смыслом, а есть проектирующие акты, предполагающие смысл преднаходимый нами в мире, а не вменяемый нам чьим-то беспокойным умом. Мы можем заботиться или не заботиться о смысле жизни, но собственно личностное отношение к смыслу предполагает переживание его трансцендентности, тревогу по поводу подлинности наших проектов, так как жизненный путь не может быть просчитан в целом, и в то же время от себя не убежишь. Именно поэтому каждый из нас, независимо от того, осознает он это или нет, испытывает определенный дефицит понимания своего бытия. И, кстати, именно в силу этого дефицита онтологическая мера понимания границ нормы-патологии не может быть жесткой и статичной. Таким образом, отвергаем мы тревогу или даем ей себя захватить, – она всегда наша, мы лишь распоряжаемся ею, даже когда она вызвана чем-то или кем-то навязана, даже когда мы не можем совладать с ней и она превращается в навязчивый страх. Настроение, в ее сущностных чертах тревоги, есть, таким образом, первичный источник понимания и стихия, в которой оно осуществляется, опыт «истинствования» нашей души (ср.: Черняков А.Г. Онтология времени. Бытие и время в философии Аристотеля, Гуссерля и Хайдеггера. СПб., 2001. Гл 4, #1). Именно опыт, дотеоретическая возможность, которую философия лишь теоретически фиксирует в пред-структуре понимания, но которая проявляется во всем многообразии культурного творчества. Поэтому понимание не просто сопровождает в виде ментальных актов нашу коммуникацию с миром, но и есть собственно умонастроение как проект, в котором мы всегда находимся, общаясь, формируя и утверждая свои убеждения, осуществляя свои намерения и планы. В умонастроении мы суть то, что мы есть, и, в то же время, всегда стоим перед вопросом о том, насколько мы соответствуем или не соответствуем самим себе как особой (проектной) реальности. Сам факт нашего существования тревожит нас относительно аутентичности его способа, понимания как проекта! В качестве иллюстрации приведу отрывок из повести Г. Гессе «Петер Каменцинд» и проанализирую его с позиций своего подхода. «Вспоминая Цюрих, Берлин и Париж, я начал выяснять для себя сущность устремлений, страстей и идеалов своих современников. Один трудился над тем, чтобы упразднить нынешнюю мебель, обои и костюмы и приучить людей к иному, более свободному и красивому интерьеру. Другой с помощью популярных брошюр и докладов содействовал распространению геккелевского монизма. Третий стремился установить на земле вечный мир. Еще кто-то защищал бедствующие низшие сословия, собирал сведения и выступал за то, чтобы строить и открывать для народа театры и музеи. А здесь, в Базеле, боролись с алкоголизмом. Все эти движения были полны жизни, порыва и динамики; но ни одно из них не казалось мне важным и необходимым, и, осуществись сегодня все эти устремления, я остался бы к ним равнодушен. В безысходном отчаянии я откидывался на стуле, отодвигал в сторону книги и газеты, думал. До слуха моего доносился шепот текущего за окном Рейна, свист ветра, и я взволнованно вслушивался в язык великой, затаившейся повсюду тоски и печали. Я видел, как, сбившись в стаи, плывут по небу бледные ночные облака, похожие на испуганных птиц, слышал, как шумит Рейн, и думал о смерти матери, о святом Франциске, о снежных горах своей родины и об утонувшем Рихарде. Я видел себя карабкающимся по отвесным скалам, чтобы сорвать альпийские розы для Рози Гиртаннер, видел себя в Цюрихе, взволнованным книгами, музыкой и разговорами, видел, как я плыву с Альетти по ночному озеру, как отчаянно переживаю смерть Рихарда, путешествую, выздоравливаю и снова впадаю в плачевное состояние. Зачем? Для чего?…» (Гессе Г. Петер Каменцинд // Гессе Г. Петер Каменцинд. Игра в бисер. М., 2000. С. 78-79). В этом отрывке присутствует почти весь спектр основных структурных моментов человеческого существования, обозначаемых в экзистенциальной аналитике как понимание, со-бытие с другими, люди, речь (в ее экзистенциальных чертах слушания и молчания), зов совести, смерть, временность (тот самый концептуальный рисунок, о котором Вы говорите). И в центре этой сложной структуры находится настроение, которое, в то же время, является средоточием психической динамики (процессов мышления, памяти, восприятия, воображения), концентрирующим личность на смысле ее существования. Герой чувствует бессмысленность устремлений окружающих его людей, остается равнодушным к возможному осуществлению их проектов в будущем. Однако тень этой бессмысленности ложится и на его деятельность и творчество, заставляя его испытать отчаяние. В его настроении появляются черты экзистенциальной тревоги: он взволнованно внимает голосу тоски и печали, звучащему отовсюду. В силу такого вездесущего характера этот голос не способен ничего обозначить и изречь, он безмолвен, и именно поэтому настроение «затаилось», оно – повсюду и в то же время нигде, от чего в нем проглядывает что-то ужасающее и заставляющее «отшатнуться» (ср. утверждение Хайдеггера о Dasein, настроенном «сначала и большей частью способом уклоняющегося отшатывания», БВ, с.136). Облака, похожие на испуганных птиц, символически воплощают это настроение Петера, а шум Рейна, возможно, напоминает ему равнодушный поток мирового времени и сообщенную этим равнодушием безучастность мира к его существованию. Отвращаясь от этого настроения, он погружается в свое прошлое, вспоминая умершую мать, погибшего друга, женщин, в которых он был влюблен, впечатления от прочитанных книг, музыки, общения и путешествий. Однако и в переживаниях прошлого его настигает отчаяние и тревога, и во всей гамме его, то тягостных, то приятных воспоминаний рождается вопрос о смысле его существования. Такая вот «интертекстуальность» получается. Мое, возможно, занудное, и даже, где-то, наверно, маниакальное ![]() Ведь вот, по поводу современных процессов в мире, одни скажут кризис, дескать, рассосется как-нибудь, другие – не рассосется, ибо уже – не кризис, а катастрофа, третьи – что-нибудь в том духе, что, дескать, разруха – в головах. Так вот в том-то все и дело, как, в какой степени «головы» заботятся о смысле жизни, если, вообще, это для них не пустой звук. Сообщение отредактировал Тарас - Mar 30 2009, 02:59 PM |
![]() ![]() ![]() |
Текстовая версия | Сейчас: 8th February 2025 - 02:07 PM |