У меня нет для него другого титула и нет другого обозначения того, что случилось. Деррида умер живым философом. Он пережил работу траура и череду похорон, но сам никого не объявлял умершим и не председательствовал на поминках.
Не кажется неправильным утверждение: «Деррида – постмодернистский философ». Но Деррида не был постмодернистом. Деконструкция – работа внутри классической традиции: доведение традиции до той точки, где она начинает противоречить сама себе, перестает быть центром самой себя и укореняется в другом. Это не делимитация и не демонтаж, а бесконечное продление жизни за счет включения в систему экстериорных моментов. Деррида так долго убеждал нас, что философия живет своей смертью и переживает свою смерть, что смерть Деррида стала для нас сюрпризом. Она не была невозможной – все невозможное уже случилось внутри его текстов: произошло недоразумение. Такого события просто не могло быть. Можно не бояться: ничего страшного с ним не случилось.
Существует и другое мнение: Деррида ненастоящий философ –он пишет тексты. Но это мнение говорит лишь о непрочитанности его текстов. Если его принимали на филологических и не принимали на философских кафедрах, то это значит, что его принимали за другого. Он был кандидатом последнего года на Нобелевскую премию по литературе. Премию получила писательница: ему хотели отдать чужое.
Если взять центральную категорию «грамматологического» периода – «различение» (differance), то очевидно, что она не привязана к письму. Суть различения в том, что оно неотождествимо – если мы его отождествим, мы его потеряем. Различение живет в промежутке: оно принадлежит письму в той же мере как и не-письму. В сущности речь идет об этическом принципе – о честности философа, который не имеет права быть инсайдером. В свой приезд в Иерусалим в 1998 году, когда уже звучала фраза «арабский террор», Деррида говорил об арабском гостеприимстве – и об его корнях в еврейском тексте: о гостеприимстве Авраама, принявшем посланцев Бога («встреча у дуба Маврийского»). Быть госте-приимным: быть готовым отдать все, что ты накопил, будущему гостю, которого ты не знаешь.
Поздний Деррида – этический философ. Он не стыдится вернуться к Левинасу. Его волнуют апории Дара и Ответственности, а не игра письма. Но в его творчестве был и онтологический эпизод (с этого эпизода оно и началось) – магистерская диссертация 1953 года о Гуссерле, где Деррида пишет:
«В трансцендентальном анализе феноменолог находит себя как Я и как обобщенное Я, которое уже имеет сознание мира знакомого нам онтологического типа – с природой, культурой, инстанциями высшего порядка (церковь, государство и т.д.). Эйдетическая рефлексия всегда и необходимым образом предполагает уже конституированную онтологию.»
Здесь уже видна работа деконструкции, но за деконструкцией стоит не письмо, а онтология «знакомого нам» марксистского типа. Деррида спрашивает о Начале. Тот факт, что о Начале нельзя спрашивать, не опираясь на другое начало, не отменяет вопроса, наоборот, делает его неразрешимым, утверждает вопрос. Деррида – вопрошающий философ, то есть философ как таковой, философствующий философ. Не его вина, что философское вопрошание умерло, сменившись аналитическим говорением.
Я не попал на московские лекции Деррида и не застал его иерусалимский триалог – пришлось это событие реконструировать:
http://members.tripod.com/barashw/zerkalo/derrida.htm
Но во второй его приезд в Иерусалим я был на месте. Я наконец увидел невидимого автора неслыханных текстов. И я понял, как его называть: doctor angelicus. Это был облик католической святости, но святости достигнутой в сфере чистого мышления. Он не смотрел мимо или поверх аудитории: это был взгляд человека за работой в своем кабинете – не взгляд отсутствия, а взгляд присутствия, непрерывного нахождения в тех пространствах, куда нам удается только заглядывать.
«Раз уж мы об этом заговорили»: Деррида был еврейский философ. То качество его мышления, которое на академическом сленге обозначается ziggzaggy имеет эквивалент в иврите – пильпуль, талмудический «перец»: работа на грани, вычитание и выворачивание, «различия тонкие как волос». Деррида эллино-иудей, но он также уроженец Магриба: его родиной была арабская страна. Больше всего ему подходит определение арабский еврей: запретность для нас этого сочетания говорит о нашей закрытости – смерть случилась не с ним, а с нами. |
