[ Каскадный ] · Стандартный · Линейный Америанская школа "Современные теории познания", Криический анализ

[Александр Воин]

Американская школа “Современных теорий познания” (Критический очерк)
---------------------------------------------------------------------
А.Воин

Речь пойдет не обо всех американских философах, работающих сегодня в области теории познания, а о конкретной, хотя и весьма представительной школе, включающей в себя такие направления как: фаундизм (foundism), кохернтные теории (coherent theories), пробабилизм (probabilism), релиабилизм (reliabilism) и директ реализм (direct realism). Название школы я заимствовал из книги одного из представителей этой школы и основоположника директ реализма Джона Поллока (Pollok John:“The contemporary theories of knowledge”, Rowman and Littlefield Publishers, USA 1986).
Я ограничусь рассмотрением лишь базисных положений «Современных теорий познания». Декларативно представители этой школы отделяют себя от крайне скептической в отношении познания позиции экзистенциализма и пост позитивизма. Так Джон Поллок пишет: «Мы все согласны, что чувственные восприятия могут вести к оправданным представлениям об окружающем нас мире».
Однако, декларации даже в политике не всегда определяют истинные позиции тех, кто их провозглашает. В науке же последние определяются базисными положениями соответствующих теорий. Рассмотрим, каковы эти положения в «Современных теориях познания».
Представители этой школы не занимаются вопросами истинности нашего знания, его соотношением с объективной действительностью и т. д. Вместо этого они утверждают, что целью эпистемологии является установление оправданности (justification) принимаемых нами положений или выводов (beliefs). Для лучшего понимания разницы между оправданностью «современных теорий познания» и истинностью рассмотрим понятия «отменяемого аргумента» (defeasible reason) и «отменяемого вывода» (defeasible beliefs). Эти два понятия являются базисными, фундаментальными для всех без исключения «современных теорий познания». Как пишет Джон Поллок: «отменяемый аргумент... есть одно из важнейших открытий современной эпистемологии». Отменяемый аргумент это, к примеру, заключение такого рода: поскольку все объекты А в некой выборке имеют свойство В, мы заключаем, что и за пределами выборки любой объект А имеет свойство В (у представителей «современных теорий познания» такие заключения называются индукцией, но не следует ее путать с понятием индукции в математике).
Положение (вывод), полученное с помощью отменяемого аргумента называется отменяемым положением. Смысл «отменяемости» здесь такой: когда мы начинаем исследовать объекты А за пределами исходной выборки, то можем обнаружить, что не все А имеют свойство В. Тогда мы просто отбрасываем (отменяем) и аргумент и вывод (положение) и провозглашаем, что они неверны.
Заметим, что во всех без исключения направлениях «современных теорий познания» отменяемый вывод считается оправданным. Таким образом, получается, что оправданными в этой школе могут быть как истинные, так и ложные выводы. Т. е. представители «современных теорий познания» вопреки их декларациям, на самом деле не сдвинулись с исходной точки экзистенциализма, считающего, что мы не может полагаться на наше познание, особенно в таких вопросах, как организация человеческого общества и нормы поведения индивидуума в нем. Действительно, если наше познание принимает, как оправданные, отменяемые аргументы и выводы, какое может быть у нас основание устанавливать те или иные формы организации общества как якобы лучшие, или принимать ту или иную мораль, если завтра заключение о том, что это - лучшие формы и нормы, может быть отменено и они будут признаны худшими?
Но дело не в том, с кем совпадает основная позиция «современных теорий познания». Дело в том, насколько она верна и как она обоснована. Заменив требование истинности наших знаний требованием оправданности наших выводов, представители «современных теорий познания» должны были бы объяснить, что они понимают под этой оправданностью, дать ее определение или критерии и убедить нас, что эта оправданность может заменить истинность хоть где-то и в чем-то.
Но, как пишет Джон Поллок: «Все обсуждавшиеся выше теории (фаундизм, кохерентные, пробабилизм, релиабилизм -мое) имеют общий недостаток: ни одна из них не в состоянии дать внятного определения понятию «оправданность», которым они пользуются». Однако критерий оправданности самого Поллока также не обоснован им, хотя он и претендует на это. Поллок рассматривает, как оправданные, выводы, получаемые в соответствии с правильными эпистемологическими нормами. Очевидно, что это не решает проблемы, а лишь заменяет ее на аналогичную, поскольку теперь в обосновании нуждаются эти самые эпистемологические нормы. Но у Поллока нет ни малейшего объяснения, почему же, собственно, его эпистемологические нормы следует считать правильными и в каком смысле. Более того, он не дает и сколь-нибудь ясного определения или хотя бы описания их. Он лишь между строк, вскользь упоминает один раз индукцию и дедукцию, а другой раз механизм автоматического поддержания равновесия при езде на велосипеде в качестве таких норм. Но разве эти вещи имеют одну и ту же природу? С другой стороны механизм автоматической регулировки равновесия имеет ту же природу, что и перистальтика кишечника, скажем. Должны ли мы на этом основании относить и эту последнюю к эпистемологическим нормам?
Философы «современных теорий познания» не справились также с другой задачей, которую все они без исключения декларативно берут на себя, а именно с задачей описания процесса познания (ерistemic ascent). Все они принимают, что базисным элементом познания является вывод. Выводы подразделяются ими на две категории: 1) перцепторные выводы (арреаrens beliefs) — положения, принимаемые на основе непосредственных ощущений, такие, например, как «этот объект красный» или «я вижу красное» и 2) аргументальные выводы, получаемые из других ранее принятых с помощью аргументов.
Аргументы также подразделяются философами данной школы на две группы: заключительные (соnсlusion reasons ), т. е. логические или математические построения, и выше упомянутые отменяемые аргументы (defeasible или prima facie reasons ). Поскольку наши органы чувств обеспечивают нам непрерывный поток ощущений, то непрерывно же возникают новые перцепторные выводы (appearens beliefs), что
в свою очередь приводит к построению новых аргументальных выводов по схеме:

P1>P2>…>Pi>…>Pn
Q1>Q2>…>Qi>…>Qn
R1>R2>…>Ri>…>Rn


Здесь Pi, Qi, Ri (i = 1,…, n)—последовательные выводы в логической цепочке аргументирования, а стрелки обозначают сами аргументы. (Цепочки, естественно, не обязаны быть линейными, но Поллок в его книге рассматривает только линейные, чем и мы для простоты ограничимся). Далее, согласно Поллоку, если один из конечных выводов одной из цепочек противоречит какому-либо выводу другой цепочки, то по правилам различным для различных теорий этой школы, устанавливается какой из двух выводов следует отбросить. Если, например, вывод Qn противоречит промежуточному выводу P3 из цепочки Р и решенo отбросить этот последний , то соответствующая цепочка размыкается и приобретает вид (см. Рис. 2):
P1>P2
После этого построение цепочек выводов продолжается до обнаружения нового противоречия.
Такая схема эпистемологического развития, напоминаю, принятая всеми «современными теориями познания», решительно не соответствует реальному процессу познания. Прежде всего, базисным элементом процесса познания является не вывод, а понятие. Я показал это в моей книге «Неорационализм» (Киев, 1992), здесь же повторю это вкратце.
Понятие есть изначальный элемент познавательного процесса, возникновение которого предшествует любым другим этапам этого процесса. Действительно, понятие в виде образ-эталона формируется сначала как подсознательное обобщение сходных ощущений, возникающих от воздействия на наши органы чувств объектов, обладающих одинаковыми свойствами , в отличие от ощущений от объектов, этими свойствами не обладающими (см. Пиаже Ж., Избранные психологические труды, М., 1976). В процессе эволюции человечество приобрело такого рода понятия о наиболее важных элементах окружающей среды задолго до того, как осознало их, а, тем более, научилось определять их с помощью слов. Нет сомнения, что люди выделяли среди всех прочих объектов такое их множество, которое в дальнейшем получило название «деревья» и такое множество явлений, которое в дальнейшем получило название «огня», задолго до того как узнали соответствующие слова-названия (которые, кстати, являются изначальными и наиболее примитивными определениями понятий). Более того, высшие животные также различают эти группы объектов и явлений, хотя вопрос об их сознании является открытым, не говоря уже об их познании.
Но не только в доисторическую эпоху, но и сегодня различные понятия также возникают, проходя подсознательную фазу перед осознанием. Ученый сначала ощущает что-то общее между явлениями и только потом, осознает и формулирует это общее.
Дабы еще более прояснить этот момент, рассмотрим процесс формирования понятия цвета у ребенка. Сразу после того, как его зрительный аппарат начинает работать, ребенок получает множество визуальных ощущений. Среди видимых им объектов есть группы с общими свойствами: от созерцания красных предметов он получает сходные между собой ощущения, отличные, однако, от ощущений, исходящих от зеленых предметов. Подобие и отличие зрительных ощущений учит его различать между различными цветами и идентифицировать их задолго до того, как родители объяснят ему смысл соответствующих слов. Это подтверждается хотя бы тем, что ребенок, выросший в лесу среди зверей отличает красное от зеленого, хотя и не знает соответствующих слов или даже не умеет говорить вообще.
То есть мы видим, что понятие является начальным элементом познания, возникновение которого, предшествует возникновению любых других элементов и в частности выводов (beliefs). Помимо этого мы не можем сформулировать никакой вывод ли, аргумент ли, рассуждение и т. п. иначе, чем через понятия. Поэтому понятие является не только начальным, но и базисным элементом познания.
Кроме того, как показано в моей теории познания («Неорационализм»), мы не можем ни выяснить соотношение между нашим познанием и действительностью, ни обосновать критерии истинности или оправданности, если мы не исходим из понятия, как из базисного элемента, в частности не рассмотрев пристально соотношения между определением понятия и множеством объектов или явлений, на которые, образно говоря, это опредление одевается.
Правильное описание процесса развития знания (ерistemic ascent) также не может быть сделано, если не отправляться от понятия, как от базисного элемента. Так, когда обнаруживается противоречие между какими-либо выводами (beliefs) некоторой теории и экспериментальными данными (ареаrens beliefs), то никакого размыкания логических цепей, как представляют «современные теории познания», не происходит, а происходит исправление модели на понятийном уровне, т. е., как минимум, изменение определения одного из понятий. Это также показано в моей теории познания.
Еще одним недостатком познавательной концепции «современных теорий познания» является полное игнорирование ими обмена информацией в процессе познания. У них получается, что познавательный процесс начинается с индивидуального чувственного опыта и заканчивается резонированием того же индивидуума наедине с собой. Подобный процесс познания может реализовываться только в условиях Робинзона Крузо. Человек же живущий в обществе, тем более современном, подавляющее большинство выводов или положений, которые он принимает, заимствует у других в процессе общения или в результате специальных процессов поглощения информации: обучение, чтение, медиа и т. п. Более того, к подавляющему числу взглядов, представлений и т.п., которыми обладает современный человек, он не может даже прийти только на основе индивидуального чувственного опыта. Как, например, можно хотя бы знать факты из исторического прошлого, не говоря уже о том, чтобы судить о причинах исторических событий, не пользуясь источниками информации?
Можно было бы еще долго разбирать недостатки и слабости базисных положений «современных теорий познания», но я полагаю, что достаточно сказанного выше.

[Максим Лебедев]

Книга Поллока представляет собой обзор современных теорий познания, дополненный (особенно в издании 99 года) собственной теорией, граничащей с когнитивной теорией и ИИ. Этот обзор – как это принято в литературе такого рода - дан через фундаментальное рассмотрение проблематики, которое А.Воин принимает за описание некоторой школы. Очевидно, он пытается таким образом обозначить аналитический подход, значительное отличие которого от более привычных ему подходов он интуитивно ощущает. К сожалению, далее интуитивного ощущения он не идет.
Далее придется вкратце изложить эту проблематику, чтобы не останавливаться на декларации "автор пишет о том, чего не знает/не понимает". Это – действительно так, но чего именно он не знает и не понимает?
Вот чего.
Современные аналитические теории познания – это т.н. JTB-theories (от justified true belief). Стандартным для них является следующее исходное определение: знание есть обоснованное истинное полагание. Justified не следует переводить как "оправданный", так как у последнего есть корневая синонимия с "истиной", а у оригинала ровно обратная цель. Belief переводится на русский пятью различными способами, из которых я поддерживаю два – убеждение и полагание. А.Воин дает шестой – вывод, что вообще неверно, т.к. вывод предполагает предварительную рефлексию, а belief – нет. Принятие вывода в качестве базового элемента познания содержало бы в себе свернутый аргумент сороконожки и действительно давало бы почву для скептической критики того уровня, к каковой прибегает А.Воин. Однако в оригинале такого наивного попадания в простейшую из скептических ловушек, конечно, нет.
JTB восходит к интуициям Рассела и Пирса, сформировалось по итогам работ Венского кружка, включая Айера, было эксплицитно сформулировано и стало стандартным во второй половине ХХ века. А.Воин пишет: "Представители этой школы не занимаются вопросами истинности нашего знания, его соотношением с объективной действительностью и т. д. Вместо этого они утверждают, что целью эпистемологии является установление оправданности (justification) принимаемых нами положений или выводов (beliefs)". Это утверждение настолько же неверно, насколько безапелляционно. Нелепа попытка выдать аналитическую эпистемологию за скептический релятивизм. Анализ соотношения истинности и обоснованности в действительности намного, очень намного сложнее, и именно его проблемы и становятся фундирующими для основных тенденций в аналитической эпистемологии. Непонимание этого, видимо, лежит в основе дальнейших совершенно произвольных замечаний А.Воина.
Воспроизвожу для читателей Phenomen.Ru аутентичную картину. В предыдущем отзыве А.Воробьев высказал мнение, что речь идет об эпизодическом моменте. И действительно, из текста А.Воина может создаться такое впечатление. Однако это не так - речь идет о важнейшей парадигме, у нас до сих пор, к сожалению, малоизвестной.

Определение знания

Есть различные способы знать что-либо. Можно знать людей и места, будучи знакомым с ними. Можно знать некоторые вещи как навыки, в смысле обладания некоторой сноровкой или умением. Можно также знать нечто, что имеет место в действительности — это пропозициональное знание. Именно оно представляет интерес для эпистемологии. Определение знания как обоснованного истинного полагания обращено к пропозициональному знанию и получается при ответе на вопрос, какие условия должны быть выполнены для того, чтобы правильно описать, что человек знает что-то. Давая определение знанию, мы надеемся получить необходимые и достаточные условия истинности утверждения "А знает, что р", где А - познающий субъект, а р - суждение.
Такое построение определения выглядит правдоподобным, по крайней мере, в применении к эмпирическому знанию, потому что оно включает минимум того, что мы ожидаем от следствий этой концепции. Кажется правильным ожидать, что если А знает, что р, то р должно быть по крайней мере истинным. А должен не просто удивляться или же надеяться, что имеет место р, но должен иметь позитивную эпистемическую установку в отношении р: А должен верить в истинность р. И если А верит в некоторые истинные суждения, не имея на то оснований, или имея неверные основания, или произвольные основания, мы не говорим, что А знает р. Это означает, что А должен иметь основание для полагания, что р, которое в некотором смысле обосновывает его полагание, что р.
Из этих трех условий наибольшие проблемы представляет третье условие. Причина этого иллюстрируется контрпримерами. Пусть А верит в истинное суждение по неверным причинам, хотя они с его точки зрения вполне убедительны. Например, предположим, что А имеет двух друзей - В и С. С путешествует за рубежом, и А не имеет понятия, где именно. Что касается В, то А видел, что он покупает "роллс-ройс" и ездит на нем. Следовательно, он убежден, что В владеет автомобилем. Из предложения р мы можем по правилам логики вывести дизъюнкцию "р или q". Поэтому А имеет основания для полагания “В владелец роллс-ройса или С в Париже”, хотя по предположению он не имеет понятия, где находится С. Но предположим, что на самом деле В не владеет "роллс-ройсом" - он купил его для кого-то еще, от чьего имени он на нем и ездит. И предположим, что совершенно случайно С находится в Париже. Тогда А обоснованно верит в истинное суждение: но мы не должны полагать его веру знанием.
Примеры подобного рода показывают, что для того, чтобы иметь адекватное понимание знания, об обосновании следует сказать больше.

Обоснование

Предварительный вопрос заключается в том, следует ли истинность р из обоснования полагания, что р. Если это так, то упомянутый контрпример не имеет силы, и мы не должны тратить усилия на борьбу с ним. Есть подход, называемый "непогрешимостью" (infallibilism, инфаллибилизм), который предлагает как раз такой выход из положения. Он устанавливает, что если истинно, что А знает р, то А не может ошибаться в полагании, что р, и следовательно, обоснование полагания, что р, гарантирует его истинность. Другими словами, нельзя быть обоснованным в полагании ложного утверждения. Обоснование в таком понимании наделено свойствами истинностной проводимости, или способствования истинности (truth-conduciveness). Это подход, восходящий в современной традиции по крайней мере к Лейбницу (требование обоснования как истинности всех посылок истинного вывода). Это логическое требование, в качестве такового и являющееся до сих пор нормативным в отечественной философии. А.Воин полностью остается в его рамках.
Однако в современных теориях познания это не единственный и уже не доминирующий подход. Этот взгляд отвергается фаллибилистами (традиция, предвосхищенная Пирсом), которые говорят, что человек может все-таки иметь обоснование полагания о некотором р, хотя оно ложно. Их возражение непогрешимости состоит в идентификации ошибки оппонентов. Ошибка в том, что в то время как истинность "А знает р" и в самом деле устраняет возможность ошибки А, это еще далеко не означает, что А не может ошибаться относительно р. Потому что вполне можно сказать, что:

(1) "невозможно для А ошибаться относительно р, если А знает р",

но при этом вовсе не так уж правильно сказать:

(2) "Если А знает р, тогда для него невозможно ошибаться относительно р".

Ошибка заключается в полагании того, что широкий контекст прочтения "невозможно" в (1) позволяет перейти к узкому контексту прочтения "невозможно" в (2). А именно это и составляет позицию непогрешимости.
При таком подходе определение знания довольно просто: А знает, что р, если его полагание в р обосновано непогрешимо. Но это определение делает понятие знания слишком узким, потому что оно утверждает, что А может обоснованно верить в р только тогда, когда исключена возможность ложности р. Но весьма признанной особенностью эпистемических контекстов является то, что человек может иметь самые лучшие свидетельства для полагания чего-то, и все же ошибаться (как показывают скептические аргументы). Это показывает, что фаллибилизм, или позиция погрешимости, оказывается единственным рассмотрением обоснования, адекватным фактам эпистемической практики. Следовательно, мы нуждаемся в том, чтобы убедиться, дают ли нам фаллибилистские теории обоснования адекватную теорию знания.
Проблема для фаллибилистского обоснования точно та же. Пример с "роллс-ройсом" и другие подобные примеры (так называемые примеры Гетье) показывают, что обоснование полагания, что р, не связывается с истинностью р правильным образом, и, вероятно, никак не связывается. Требуется такое рассмотрение, которое правильно связало бы обоснование А его полагания, что р, с истинностью р.
Требуется ясная картина обоснованного полагания. Если можно идентифицировать то, что обосновывает полагание, то нужно прежде всего сказать, что такое обоснование. И на этом пути нужно найти правильную связь между обоснованием, с одной стороны, и полаганием и истинностью - с другой. В этом направлении можно указать несколько теорий.

Фундаментализм (foundationalism)

При типологизации современных теорий познания часто используется метафора сооружения или здания. Большинство наших обыденных полаганий требует поддержки от других полаганий. Мы обосновываем данное полагание апелляцией к другим полаганиям, на которых оно основывается. Но если цепь обоснования полаганий будет представлять бесконечный регресс и не оканчиваться полаганием, которое в некотором смысле имеет независимую гарантию, тем самым давая основание другим полаганиям, мы вообще не будем иметь обоснования полагания в такой цепи. Следовательно, необходимо, чтобы были полагания, которые сами не нуждаются в обосновании, или были в некотором смысле самообоснованными.
С этой точки зрения обоснованным полаганием является такое полагание, которое является фундаментальным полаганием или поддерживается таковым. Следующий шаг состоит в том, чтобы сделать ясным понятие "основания", и объяснить, как фундаментальные полагания "поддерживают" остальные, не фундаментальные. Требуется некоторый способ понимания фундаментализма без опоры на конструкционную метафору.
Недостаточно простого утверждения, что фундаментальное полагание представляет собой веру, которая не требует обоснования, потому что должны быть причины того, почему это так. Что делает убеждение независимым? Стандартным подходом является то, что такое полагание обосновывает себя, или самоочевидно, или неизменяемо (incorrigible). Все это не одно и то же. Полагания могут быть самообоснованными, но не быть самоочевидными (может оказаться весьма трудоемким занятием показать, что полагание обосновывает само себя). Неизменяемость означает, что никакое свидетельство, или конкуренты полагания не могут поколебать этой полагания. И все эти свойства полагание может иметь независимо от того, является ли оно самообосновывающим. И так далее. Но все эти характеристики несут в себе идею, что полагание имеет некоторый иммунитет к сомнению, ошибке или пересмотру.
Нет необходимости считать, что именно полагания (beliefs) дают основания для сооружения знания: это могут делать некоторые другие ментальные сущности или состояния сознания. В качестве кандидатов могут быть предложены перцептуальные акты, потому что они кажутся непоправимыми, неизменяемыми - если человеку кажется, что он видит красное пятно, тогда не может оказаться неверным, что ему кажется, что он видит красное пятно. И кажется вполне правдоподобным заявить, что р не нуждается в обосновании большем, чем кажимость (appearance, явление) вещи такой, как она описывается в р.
Однако такие предположения с трудом выдерживают критику. Примеры очевидных или самообосновываемых истин берутся из логики и математики, но такие примеры мало помогают в деле обоснования случайных истин. Перцептуальные акты также оказываются неподходящими кандидатами, так как они нуждаются в применении полаганий, которые сами нуждаются в обосновании - среди них полагания о природе вещей и законах, которым они подчиняются. В целом это ведет к оспариванию мифа "данности" – идеи о том, что есть устойчивые примитивные исходные данные, которые опыт предоставляет сознанию, которые предшествуют суждениям и которые дают твердую основу для остальных наших убеждений.
Есть также трудность, связанная с тем, как обоснование передается от фундаментальных полаганий к зависимым. Было бы слишком сильно утверждать, что последние выводятся из первых. Большая часть контингентных убеждений, если не все, не дедуцируются из полаганий, которые их поддерживают. Свидетельства того, что я сижу сейчас за столом, которыми я сейчас располагаю, сильны в той степени, в какой могут быть сильными эмпирические свидетельства, и все же при стандартных скептических рассмотрениях (таких, как возможность того, что я сейчас сплю) из них не следует то, что я сижу здесь сейчас.
Если отношение не является дедуктивным, то каково оно? Другие кандидаты из отношений - индуктивные или критериальные - по своей природе уязвимы, и следовательно, если их не дополнить, не являются достаточными для выполнения задачи передачи обоснования от базовых полаганий к другим. Дополнение может заключаться в гарантиях того, что обстоятельства, которые наносят ущерб не-дедуктивному обоснованию, в действительности не возникают. Но если такие гарантии - понимаемые, дабы избежать порочного круга, не как часть самих оснований - были бы доступны для защиты дедуктивных оснований, то апелляция к понятию оснований выглядела бы просто ненужной.

Когерентизм

Неудовлетворенность фундаментализмом привела ряд эпистемологов к убеждению, что полагание обосновано, если оно согласуется с уже принятым множеством полаганий. Непосредственной задачей в этой случае является уточнение того, что есть когерентность, и обнаружение нециркулярного (т.е. без круга в обосновании) способа трактовки проблемы того, как появляются уже принятые полагания.
При этом возникают прежде всего следующие вопросы. Является ли когерентность негативным критерием (то есть, полагание не является обоснованным, если оно не согласуется с этим множеством), или же позитивным критерием (то есть, полагание обосновано, если оно согласовано с множеством)? И следует ли понимать когерентность сильным образом (когда когерентности достаточно для обоснования) или же слабым образом (когда когерентность является одной из других обосновывающих концепций)?
Концепция когерентности имеет теоретическое обоснование в понятии системы, понимаемой как множество тех элементов, которые находятся в отношении согласованности и взаимозависимости. Непротиворечивость является, конечно, минимальным требованием, и не требует пояснений. Взаимозависимость является более трудной для уточнения концепцией. Она может пойти слишком далеко - потому что это может потребовать взаимное логическое следование убеждений друг из друга (именно этого иногда требуют эпистемологи, ссылаясь при этом на геометрию в качестве примера). Более расплывчатым представлением является то, что множество убеждений когерентно, если некоторое полагание следует из всех остальных, и если ни одно подмножество полаганий не является логически независимым от остальных. Но это слишком расплывчато, и требует определения того, является ли множество полным, до того, как решать, согласуется ли полагание с этим множеством.
Выходом из положения могло бы утверждение, что полагание согласуется с соответствующим множеством, если оно может быть выведено из него, или из некоторого подмножества этого множества. На это можно возразить, что не все обоснования принимают форму объяснений. Говорят, что полагание обосновано, если оно оказывается предпочтительным при сравнении со своими конкурентами на принятие в рамках множества. Но при этом неясно, почему одни полагания является предпочтительными для принятия по сравнению с другими полаганиями. Действительно, любая теория обоснования должна гарантировать как можно больше кандидатов на принятие, так что нет ничего специфически отличительного в предложениях, поддерживающих когерентную теорию. И все это оставляет неисследованным вопрос о "предшествующем", исходном множестве и его обосновании, а этот вопрос не может быть делом согласованности, потому что с чем должно быть согласовано само исходное множество?
Поэтому возникают дальнейшие аспекты, рассмотрение в которых призвано прояснить и, возможно, снять противопоставление фундаментализм/когерентизм (которые Поллок объединяет как "доксастические" теории).

Интернализм и экстернализм

Как фундаменталисты, так и когерентисты считаются "интерналистами", поскольку они описывают обоснование как внутреннее отношение между полаганиями, либо как вертикальное отношение поддержки между базисными полаганиями и зависящими от них полаганиями (фундаментализм), либо как взаимную поддержку полаганий в подходящим образом понимаемой системе (когерентизм).
Интерналистские теории утверждают, что полагание не может быть обосновано для эпистемического субъекта А, пока А не имеет доступа к тому, что дает обоснование, фактически или в принципе. Эти теории в общем включают более строгое требование, потому что обоснованность полагания А, что р, рассматривается как обладание причинами полагания р истинным.
При этом немедленно возникает возражение. Допустим, что А имеет конечный доступ к тому, что могло бы обосновать или опровергнуть его полагания, и этот доступ ограничен его частной точкой зрения. Но в этом случае ясно, что полное обоснование его полагания вряд ли будет доступно, потому что его опыт будет ограничен пространственно-временными рамками, и обоснованы будут только те из его полаганий, которые ограничены его опытом.
Сходное возражение состоит в том, что интернализм несовместим с тем фактом, что многие люди обладают знанием несмотря на то, что недостаточно подготовлены к тому, чтобы распознать то-то и то-то как причину для полагания, что р — например, как дети.
Более общее возражение состоит в том, что отношения между полаганиями, будь они фундаменталистского или когерентистского типа, могли бы соблюдаться независимо от того, являются ли полагания истинными относительно чего-то за пределами их самих. Возможны согласованные вымышленные истории, которые не полностью соответствуют или вообще никак не соответствуют внешней реальности, но полагания в которых, тем не менее, обоснованы своими взаимными отношениями (например, художественная литература).
Эти размышления приводят к мысли, что должны быть ограничения на теории обоснования, в форме требования, что должна быть некоторая подходящая связь между обладателем полагания и внешними факторами - то есть, чем-то другим, нежели полагания и их взаимные отношения - что определяет эпистемическую значимость. Это и подсказывает основную идею экстернализма.

Надежность, причинность и прослеживание истины (reliabilism)

Экстернализм – это взгляд, согласно которому обоснование полагания А, что р, не может быть чем-то, к чему А имеет когнитивный доступ. Может быть так, что факты в мире таковы, какими они кажутся А, и что именно они являются причинами полагания А, что р, поскольку воздействуют на его чувственные рецепторы подходящим образом. Субъекту А не требуется осознавать, что именно так формируется его полагание, поэтому А может иметь обоснование своего полагания, что р, и без этого.
Основной вид экстернализма - это релайабилизм, согласно которому полагание обосновано, если оно надежно связано с истиной. Согласно одному влиятельному варианту, связь эта обеспечивается надежными процессами образования, формирования полагания - такими, которые имеют высокую степень успеха в создании истинного полагания. Примером надежного процесса может быть нормальное восприятие в нормальных условиях.
Большей правдоподобностью обладают теории, основанные на понятии внешней связи, особенно причинной связи, между полаганием и объектом полагания. Например, Элвин Голдман предлагает анализ знания как "соответствующим образом вызванное истинное полагание", где "соответствующим образом вызванное" принимает различные формы, общим свойством которых является то, что они представляют собой процессы, надежные как "глобально", так и "локально" - первое означает, что процессы имеют высокую степень успеха в произведении истинных полаганий, а последнее - что процессы не произвели бы соответствующего полагания в некоторой контрфактической ситуации, где полагание является ложным. Взгляды Голдмана являются парадигмой релайабилистской теории.
Эти теории кажутся правдоподобными, имеют определенный кредит доверия - по той причине, что они совпадают с нашими дотеоретическими взглядами. Но против них может быть выдвинуто множество возражений, что и сделано в большом числе работ по теории познания. Более того, и сами эти теории вызывают сомнения. Они не занимаются вопросом о том, как А может испытывать доверие к тому, что данное полагание является обоснованным: вместо этого они апеллируют к двум весомым предпосылкам реализма. Одна касается области применимости, действия (validity, валидности) полагания, а другая заключает о том, как соотносятся эта область и субъект А. После этого они могут утверждать, что А обоснован в своем полагании, что р, даже если то, что является обоснованием, лежит вне сферы его эпистемической компетенции. Вне зависимости от того, соглашаться ли с этими посылками, они не проясняют субъективную эпистемическую ситуацию А, и стало быть, не занимаются теми проблемами, к которым адресуется интернализм.
Но самое худшее заключается в том, что предпосылки эти, которые помогают экстернализму, как раз того рода, которые и должны проверяться теорией познания. Экстерналистские и причинные теории, под любым обличьем и в любой комбинации, лучше всего подходят для эмпирической психологии, где предпосылки о связи внешнего мира и субъекта А являются стандартными. А философия заключается как раз в том, чтобы проанализировать такого рода предпосылки.
Аналитические теории познания, разумеется, открыты для критики (я постарался, в частности, показать и это), как и всякие другие. Вопреки утверждениям А.Воина, они не претендуют на конечное решение каких-то проблем, это не та традиция. Однако для того, чтобы критиковать их, надо владеть ими.
Остается открытым вопрос, зачем материалы аналитической философии понадобились для обоснования близких автору результатов эволюционной эпистемологии? Возможно, сама по себе эта задача не безнадежна, хотя очевидно неблагодарна (и все-таки непонятно, зачем?) Однако в данном случае достигнут обратный эффект.
Возможно, следует приветствовать искренний интерес автора к проблемам теории познания, но необходимо пожелать ему гораздо большей строгости мышления.