УДК 51 (571.53) (092) Васильев

ОН С КАЖДЫМ ДНЕМ НЕУМОЛИМО ОТДАЛЯЕТСЯ ОТ НАС, И ВСЕ ЖЕ - ИНТЕНСИВНО ПРИОБЩАЕМСЯ К НЕМУ
Теоретико-постановочный репортаж

Коноплёв Н. С.
Иркутский государственный университет
Konoplev@home.isu.ru

Аннотация
Предложено научно-методологическое освещение вклада докто-ра физико-математических наук, профессора Иркутского государ-ственного университета О. В. Васильева в области прикладной ма-тематики, в теории и методах оптимального управления. Выражен личностный аспект этого незаурядного представителя российской духовности.
Ключевые слова: прикладная математика, теория и методы оптимального управления, отечественная культура.

Жизненный расклад профессора О. В. Васильева

Намечены «краткие» штрихи к портрету незаурядного иркутяни-на, выпускника Иркутского государственного университета (ИГУ) - Олега Владимировича Васильева (1.11.1939 – 24.10.2002), имевшего звания доктора физ.-мат. наук, профессора, член-корреспондента Рос-сийской Академии естественных наук, заслуженного деятеля науки и техники РФ и руководившего математическим факультетом, позднее – при активном участии этого маститого ученого - трансформировав-шимся в институт математики, экономики и информатики ИГУ (1999), а также кафедрой методов оптимизации в названном институ-те. О. В. Васильев – крупный специалист в сфере прикладной матема-тики, в теории и методах оптимального управления. Он стал основа-телем и лидером Иркутской научной школы по оптимизации, «авто-ром целой серии выдающихся научных результатов, которые отраже-ны в пяти монографиях и 130 публикациях» (В. А. Срочко). Среди учеников О. В. Васильева 4 доктора и 15 кандидатов наук… Как че-ловек О. В. Васильев выразил свое (обусловленное принципами об-щественно воспроизводимого равенства) время с его устремленно-стью к прогрессу, поисками социально защищаемых ценностных ори-ентаций, благодаря чему приоткрывается «аутентичный смысл жиз-ни». Приоритеты его (т. е. общечеловечески воспроизводимого и не-избежно классово заостряемого смысла жизни) владели всем сущест-вом «возвышенного идеалиста» (упоминаемый возвышенный идеа-лизм О. В. Васильева свидетельствует о нем как отважном патриоте Малой Родины – в какие бы «Европы» ни приглашали профессора, он всегда оставался «байкальским небожителем»), формировавшегося под непосредственным воздействием как «отчаянного сциентизма», так и не менее обаятельных «гуманитарных интенций» (образно гово-ря – на пересечении «физики» и «лирики»). Последние составили фо-кус предлагаемого повествования, приобщающего нас к «делам и дням» неуемного созидателя (надломившейся) эры социализма...

Старший Васильев – организатор Иркутской школы матема-тики

Олег Владимирович Васильев сидел в коридоре вузовской поли-клиники № 3, что по улице Сухэ-Батора (центр г. Иркутска), вместе с отцом своим Владимиром Владимировичем (которого он сопровож-дал на прием к врачу). Старший Васильев (1907-1988) тоскливо и вы-разительно взглянул на меня, проходившего мимо. Я благорасполо-женно кивнул головой, и пожилой профессор ответил незаметным поклоном. Его сын поприветствовал меня пожатием руки, и слабая улыбка скользнула по лицу Олега Владимировича… Было это дале-кими семидесятыми годами минувшего столетия, когда ИГУ им. А. А. Жданова крепился несгибаемыми ветеранами - философом Л. А. Пет-ровым, физиком-экспериментаторм И. А. Парфиановичем, геологом П. И. Налетовым, биологом Л. Н. Могилевым, историком С. В. Шос-таковичем и еще - математиком В. В. Васильевым (высоким, доста-точно стройным, всегда приветливым и обходительным). Став осно-вателем иркутской математической школы (а также деканом матема-тического факультета ИГУ), В. В. Васильев приобщил к ней сына (деятельность которого преломилась, тем не менее, своим – индиви-дуализированным - почерком). Образовалась целая династия Василь-евых, мощным интеллектом возводящая ИГУ на пьедестал духовного совершенства (см.: Известия Иркутского государственного универси-тета. Специальный выпуск, посвященный 100-летию профессора В. В. Васильева. Сер. Математика. – 2007. – Т. 1. – 329 с.). Представитель этой школы доктор физ.-мат. наук, профессор Н. А. Сидоров сообща-ет: «В. В. Васильев всегда интересовался разными областями фунда-ментальной математики» (Там же: С.2). Дельное замечание! Оно слу-жит показателем того, что основанная В. В. Васильевым иркутская школа математики направляла усилия на раскрытие «очертаний» ма-тематической реальности, представленной изменчивостью – ведущей стороной движения (движение же – единственный способ существо-вания материи). Поскольку, однако, изменчивость менее всего сопря-жена с «вещно засвидетельствованной» макроданностью, это затруд-няет поиски объектно-предметной составляющей науки математики в ее бытийной аранжировке. Ведь математическая реальность, будучи связанной с существующим мироустройством (и воспроизводя его), как никакая другая подвержена виртуализации (т. е. нажиму «субъек-тивного прессинга» с его иллюзорно-компенсаторным конструирова-нием «отвлеченных перипетий сущего»), становясь набором активно действующих фикций.

Творческие искания В. В. Васильева

Научные интересы профессора В. В. Васильева, «снабженного» целительной приобщенностью к различным видам художества (Вла-димир Владимирович прекрасно рисовал, выразительно пел «Утро туманное», «Гори, гори, моя звезда»… - у него был «романсно по-ставленный голос»), выводили стойкого адепта «математической раз-верстки» на широкий философско-методологический «репертуар» (союз науки и искусства – что видно по личности В. В. Васильева – довольно часто разрешается у его, этого союза, носителей «страстным любомудрием»). Было бы интересно под рассматриваемым углом зрения «разворошить» наследие «гармонично состоявшегося осново-положника», ибо значительная часть созданного «пионером иркут-ского университетского престижа» занесена в разряд классики (см.: Там же). Желательно издание трудов большого ученого – с переводом их в интернет. Для меня, когда я замечал открытый взгляд этого муд-рого человека, - для меня его взгляд нес обобщенно воссозданное внутреннее совершенство «ветерана судьбоносной эпохи» – высокое и прекрасное. Мысля языком математики, В. В. Васильев постигал истоки бытия (не зря мой учитель философии Л. А. Петров тепло от-зывался о своем университетском коллеге – В. В. Васильеве, с кото-рым его связывало «философское приятельство»). Таковым, надо по-лагать, сказался творческий потенциал «вершителя непреложных ис-тин» - с его «неотмирной вовлеченностью в мир сей» (по простоте душевной, присущей возвышенным личностям, В. В. Васильев не гнался за учеными степенями, зато активно отслеживал так значимую для нынешнего динамично «разбегающегося» времени природу мате-матического знания).

Человеческое измерение Васильева-младшего: его энергия притяжения

Десятилетия совместной (т. е. проводимой в одном помещении, где размещались руководимый Олегом Владимировичем математиче-ский факультет и наша кафедра диалектического и исторического ма-териализма) работы с О. В. Васильевым – занятия со студентами-математиками входили в круг наших производственных обязанностей – сближали нас: мы часто общались - порою курьезно. …Однажды на Первое мая всем повелели снести пишущие машинки в специально отведенную комнату на втором этаже занимаемого нами (первого /с него и начинался университет/) корпуса, где их заперли на ключ. Предполагалась – втолковали нам партфункционеры - возможная ди-версия: праздничными днями оказавшиеся без присмотра машинки могли быть использованы тайными противниками Советской власти, которые на «клавишных инструментах» распечатали бы порочащие существующий строй листовки. …Временно заведуя теми днями (1980) кафедрой диалектического и исторического материализма, я отвечал за «пишущую технику». Взвалив его – «провоцирующее обо-рудование» - на грудь, с достоинством отнес в «служебку». То же проделал Олег Владимирович, одновременно со мною подойдя к мес-ту назначения. Мы пошутли над «классовой бдительностью» «Серого Дома» (там «царствовал» Иркутский ОК КПСС, дававший всевоз-можные – одно из них и о тщательном схоронении пишущих маши-нок - указания нижестоящим парторганам, включая партком ИГУ), посредством утаиваемого «оборудования» обеспечивавшего празд-ничное спокойствие «правящей элите», «широкому обывателю» («де-ловито» именуемому «официозом» «рядовым советским тружени-ком»). – Да-а, - иронично произнес Олег Владимирович, - отбиваемся от «чуждых элементов». – Надо, - не то шутливо, не то всерьез отве-тил я, - они нас окружают. - (Так оно и случилось: распалась Сверх-держава, и – шутки в сторону.) Попутно отмечу, что, хотя Олег Вла-димирович совмещал заведование кафедрой и руководство факульте-том (т. е. в сравнительно молодом возрасте став «значительным ли-цом»), он, встречая вас, охотно, а главное добродушно (как и его отец) произносил «здравствуйте». Помню ожидание троллейбуса на остановке «Художественный музей». Поодаль от нее - на другой сто-роне улицы им. Ленина - как бы выбрасывая одну ногу за другой вы-шагивает Олег Владимирович и – надо же! – кивает мне. …Восхищаюсь интеллигентностью примечательного иркутянина, свободного от комплексов «незаменимого работника». Располагало в нем и то, что Олег Владимирович шел по жизни, скрепляемый «сер-дечной внешностью». Посмотришь, бывало, на этого едва ли не «двухметроворостого» великана – таким я воспринимал О. В. Василь-ева при встречах - и сживаешься с мыслью, что ты психологически защищен. Олег Владимирович обладал энергией притяжения, и излу-чаемую им защищенность прежде всего испытывали студенты. От-дельных из них (разумеется, когда они получали дипломы об оконча-нии ИГУ) Олег Владимирович «наделял» аспирантурой. Впоследст-вии они вырастали кандидатами, докторами физико-математических наук (В. А. Срочко, Н. В. Тарасенко, А. И. Тятюшкин /д. техн. н./, В. А. Дыхта, Л. Т. Ащепков, А. С. Стрекаловский, В. А. Терлецкий, А. В. Аргучинцев…). Складывалась, точнее - продолжалась школа О. В. Васильева. Лучше бы ее назвать школой Васильевых: старший Ва-сильев, как выше мы заметили, заложил основы школы, младший - продолжил дело отца. О вкладе Владимира Владимировича мы попы-тались что-то сказать. Нас привлекает методологическая насыщен-ность исканий ученого, направленных на отсечение «виртуала» (то-гдашними временами этот термин еще не был вхож в науку) от собст-венно математической реальности. Видно, что В. В. Васильев стоял на позициях «доброго, старого диалектического материализма», «раз-решающего» ей (т. е. математической реальности) быть теоретико-познавательным посредником между человеком и миром и не вос-принимать всерьез «солипсистских завихрений».

Эстафету отца принимает сын: становление теории опти-мального управления – ядра школы О. В. Васильева (философ-ско-методологический экскурс)

О. В. Васильев использует наработанную отцом методологию в обосновании условий, которым удовлетворяет оптимальное управле-ние. Математика здесь приобретает прикладной характер, что видно по следующему шагу васильевских наработок – поискам методов по-следовательного улучшения управления. О. В. Васильев и сотрудники этого неустанного законодателя «теоретико-управленческих норм» усовершенствовали методологию, придав ей особо значимый «отра-жательно-конструирующий резонанс». Это было нужно для того, чтобы, опредметившись оптимизированным управлением, математи-ческая реальность стала «сосредоточенным» посредником между ус-тойчивостью, в границах которой опредмеченность предстает резуль-татами управления, и изменчивостью, по отношению к которой мате-матическая реальность оказывается уподобленной фикции. Фиктив-ность математической реальности пусть приближенно, тем не менее содержательно «дублирует» изменчивость – ведущую, как мы уже указали, сторону движения. Математическая реальность как фиктив-ный конструкт позволяет математике «предметно сосредоточиться». Предметом математики – в первом приближении - выступают после-довательно поглощаемые интеллектом как пиком человеческой ду-ховности «бытийно-внебытийные» точки пересечения динамично на-строенной изменчивости, то и дело освобождающейся от противоре-чиво (т. е. диалектически) соседствующей с ней «навязчивой устой-чивости». Это обусловлено тем, что сопровождающий изменчивость инфомассив противопоказан ей (т. е. устойчивости). Выступая «ме-стом встречи» между устойчивостью и изменчивостью, он – согласно своей природе - может быть уподоблен математической реальности. Уточняя содержание объекта и предмета математики, полагаем: объ-ект математики – изменчивость как ведущая сторона движения (это, по нашему мнению, обеспечивает «абсолютную применимость» сей загадочной науки), предмет – инфомассив, выступающий «связую-щим звеном» в отношениях между изменчивостью и устойчивостью (ведь информация, как мы помним, - это сопровождающий изменчи-вость результат ее «самодеятельности», и информацию не следует отождествлять с изменчивостью; в отличие от устойчивости и измен-чивости информация – сторона отражения как универсального свой-ства материальной действительности, обусловливающего диалектиче-скую соотносимость устойчивости и изменчивости, без которой /т. е. без отмечаемой соотносимости/ движение, «поглощаемое небытием», попросту «утрачивается»; однако при таком подходе мы непозволи-тельно разводим объект и предмет науки математики, и хорошо бы если это разведение получало диалектическую апробацию, не страдая «тупиковой дурнобесконечностью»). Теория особых управлений – ядро созданной О. В. Васильевым математической школы – служит важным подспорьем в методологическом обеспечении актуальной философской тематики, отдельные стороны которой нами затронуты. Сегодняшняя наука, обретая гуманитаризированный «накат», все бо-лее – как это ни покажется странным - антропоморфизируется. Так, утверждение о том, что при движении тела со скоростью, близкой к скорости света, время, вроде, растворяется, вызывает встречную реп-лику: - Разговоры о «затухании» времени не более чем метафора, по-скольку время является принадлежностью субъекта и служит спосо-бом переживания (объективно схватываемой) изменчивости. - Науч-ная деятельность «Иркутского Золотого Самородка» также двигалась в направлении очеловечивания науки перед этапом «одарения» ею человечества ноосферной формой движения материи, чем – полагаем - промерена новизна школы Васильевых (повторимся, уважаемый чи-татель: Васильевых двое: отец и сын, но школа – одна, и ее интерпре-тация – на совести репортера).

Семейное благополучие Олега Владимировича и отстаивание им жизненных принципов

А как он беспокоился о своих родных! Горячо любимого отца, как Вы помните, непременно сопровождал к врачам, оберегал от жиз-ненных невзгод. Матушку свою, Нину Константиновну, которая так-же преподавала математику в ИГУ, нежно любил сыновней любовью. Стареющий Владимир Владимирович сердечно радовался за сына, который не только пошел по его стопам, но и жену свою – Галину Викторовну – (Олег Владимирович) увлек в том же – научно-математическом – направлении (ныне Г. В. Васильева – кандидат физ.-мат. наук, опытный доцент, классный специалист: проректор ИГУ). Дочь супругов Васильевых-младших, Ольга, высокая и строй-ная, как родители, стала крупным математиком. Вместе с семьей обу-строилась Латинской Америкой; профессор, занимает видное поло-жение в научном сообществе - развивает школу Васильевых на Запа-де. Когда-то на нашей кафедре Ольга сдавала кандидатский экзамен по философии. А в это время здесь же, коридором второго этажа, вы-шагивал Олег Владимирович: переживал за дочь. Лица на нем не бы-ло. И мгновенно переменилось выражение любящего отца, когда уз-нал об успехе… Такова заманчивая непосредственность «взрослого ребенка». …В 1980 г. состоялся партийно-хозяйственный актив ИГУ в зале Кировского райкома КПСС г. Иркутска (ул. Марата, 14). Со-бралось до двухсот делегатов, с затаенным дыханием внимавших сек-ретарю ОК КПСС по идеологии Евстафию Никитичу Антипину. У не-го были зачесанные назад длинные темные волосы, изящные манеры и безотказно используемая партийная бескомпромиссность. Она под-твердилась 35-минутным пафосным выступлением. Первые пятна-дцать минут ораторски поставленным голосом докладчик посвятил разносу кафедры диалектического и исторического материализма, ко-торой, как было уже упомянуто, тогда руководил я. – Проходимцы, - с упоением гремел блюститель партчистоты, - пробрались к руково-дству коллективом обществоведов, творят, что хотят, разбазаривают командировочный фонд. Пора пресечь безобразие! - завершил гнев-ную филиппику «идеологический Столп». Конечно, озвученное «ие-рархом непререкаемых истин» прежде всего касалось Вашего покор-ного слуги. – Как он тебя, - с удовольствием бросил в мой адрес реп-лику старейший коммунист университета Михаил Степанович Вави-лов, преподававший политэкономию и с увлечением гонявший шах-матные партии (на втором курсе я все-таки обыграл опытного партне-ра, за что – без экзамена - получил «отлично» по политэкономии ка-питализма /1960/). …Столько времени позади, и, вроде, смешно оп-равдываться. Однако и до сих пор уважаемый мною Евстафий Ники-тич был тогда сугубо не прав. Он, действуя запугивающими пере-держками, - шантажировал. Такие как Е. Н. Антипин, независимо от своей личной честности (которую вообще-то стоило бы поприветст-вовать), разлагали сознание интеллигенции («работягами» они не за-нимались; простому же люду до партийных верхов не было никакого дела), фактически «провоцируя» случившуюся девяностыми годами ХХ в. «смену вех». После «избиения младенца» я подал на имя то-гдашнего ректора ИГУ – внимательного и обходительного Юрия Павловича Козлова - заявление об уходе с заведования кафедрой и «отбыл» в старшие научные сотрудники – с двухгодичной «отсидкой» в Ленинграде – первоклассном центре замечательной советской фи-лософии, способной уже тогда по-настоящему оценить угрожающую человечеству «глобальную динамо-неравновесность». Спасибо, Ев-стафий Никитич: благодаря, в частности, Вам я «вытянул» доктор-скую. …После партийно отчеканенной риторики «громовержца» на-чались прения. Один за другим коммунисты поднимались на сцену и с трибуны - всё о наболевшем. …Вот и Олег Владимирович (он также член КПСС) - среди красноречивых защитников справедливости. Об-ращаясь к присутствующим, он изредка склоняет голову в сторону президиума, где пребывает «Значительное Партийное Лицо». – Что происходит? - вопрошает декан математического факультета. – Нам здесь докладывают о малом количестве мозгов у обществоведов, но между тем квартиры профсоюз распределяет среди них. Математиков же, у которых с мозгами все в порядке, обеспечивают жилплощадью по остаточному принципу. Но отношение властей к нам должно быть таким же, как к гуманитариям... – Присутствующие в зале математики с воодушевлением воспринимают заявление лидера. И хотя я сижу словно на иголках от «партхозразноса», все же не могу не расхохо-таться. Ай да Олег Васильев – как он бесцеремонно проутюжил стра-дающие слабоумием головы «идеологов» под видом критики «пре-словутых обществоведов»! Шутил ли он? Да нет, просто – вопреки всему и «пред белым светом» - Олег Владимирович выговорился на-чистоту. Помнил он и «оперу» (несложный «капустник», завезенный из МГУ им. М. В. Ломоносова на самодеятельную сцену «иркутского храма науки»), исполнявшуюся началом шестидесятых годов (XX в.) – расцвет студенческой поры одного из «программных зачинателей» (речь конечно же веду о молодом О. В. Васильеве) в скором времени заявившей о себе «университетской плеяды» естественников и гума-нитариев - на физико-математическом факультете, где прозвучала «бескомпромиссно сакраментальная ариетта»: «Только физики соль, // Остальные все ноль. // А историк-филолог – дубина. // Эй, дуби-нушка, ухнем…». Опираясь на столь беспрецедентную «поэтическую заявку», Олег Владимирович вполне резонно предполагал, что так оно и есть. Да что там Васильев! Мне самому было неловко за то, что я филолог. «Филолог» - это нечто внепредметно-эфемерное, он всегда служит обузой, и от него – никакой пользы. То ли дело физик, про-кладывающий путь в Космос, и траекторию полета ему выверяет ма-тематик. …Здесь я должен отметить, что Олег Владимирович своим раскованно-непосредственным поведением на сцене и как бы разно-бойно – «невпопад» - складывающимися фразами суггестийно (т. е. стихийно – «бессознательно-осознанно» - сорганизовываемым вну-шением) «сманипулировал» аудиторией - стяжал аплодисменты. Так ненароком возглашала о себе природа талантливого исполнителя «заявок массового слушателя». (Несколько прерываясь, совершу «пробежку» «заскобочной территорией». Бывало, сидишь на декан-ском совещании, и Олег Владимирович здесь же – вальяжно разва-лившись в кресле – рассуждает о делах своего института. Слушаешь, и создается впечатление, что целый университет – составная часть подразделения, руководимого «причудливым человеком нараспаш-ку». А то вдруг смолчит, когда ожидаешь от него реплику, - и опять присутствующие поглощены «видением Олега». Знал ли об этом мэтр? Стоит обдумать.) …Как бы то ни было, но под «суггестийным оборотом» Олега Владимировича «принципиальный идеолог», не су-мев сориентироваться, предпочел «фигуру умолчания». Олег Влади-мирович, как мы уже видели, победоносно вернулся к своим... После этого случая во мне окрепло сознание того, что О. В. Васильев живет установками, свободными от тягостных перипетий повседнева, а партком ИГУ для него (т. е. для Олега Владимировича) – место, о ко-торое не следует запинаться: ненужная инстанция. Тогдашний секре-тарь парткома П. П. Симонов не защищал «подопечных». И когда по-сле неприятного для меня «прецедента» я захотел рассказать Павлу Петровичу, что на кафедре не всё так плохо и что деньги я не растра-чивал на командировки – это все можно подтвердить документально, - партийный вожак замахал руками: - Иди, иди отсюда; тоже мне правдоискатель… – Однако безвредный и вызывающий жалость «партруководитель среднего звена», не «располагая» сколько-нибудь значительными заслугами, со временем тихо устранился… А тут и «вселенский развал» подоспел. Всесоюзно руководящий партийный товарищ - К. У. Черненко - на пленуме ЦК КПСС (1983) разнес Ир-кутскую область за слабую идеологию, и Евстафий Никитич – «ос-новной политический просветитель Приангарья» - вынужден был «слинять» с поста третьего секретаря ОК КПСС: отбыл в Москву, где через какое-то время возглавил Иркутское землячество. Отрадно, что он не отказался от социалистической ориентации.

Развал страны – как это повлияло на маститого ученого?

…Разруха в стране продолжалась. Однажды Олег Владимирович стоял у окна на третьем этаже административного корпуса ИГУ в ожидании приема у ректора - этажом ниже. – Может быть, - предло-жил я, - зайдем к нам на кафедру; это рядом. – Не стоит, - ответил грустный собеседник. Он поведал о том, что дочь отбыла за границу. – А что делать, - резонно заметил расстроенный отец, - если государ-ству нет до нас никакого дела? – Да как же так, - опешил я, проник-нувшиcь обнаженным одиночеством кочующего с этажа на этаж «Го-лиафа». …Олег Владимирович спустился в приемную ректора. Я на-едине с собой бормотал об услышанном. Подсознанием «проплыл» М. Ю. Лермонтов: «Но в мире новом друг друга они не узнали». За-чем посетил Олег Владимирович ректора, сказать трудно. По-видимому, ему просто хотелось побеседовать, укрывшись от одино-чества. С возрастом человек становится хрупким, и его пугает неми-нуемый безысход. Как я уже сказал, Олег Владимирович обладал за-рядом суггестийности, охватывающим, к сожалению, и ее носителя. Применительно к О. В. Васильеву это, на мой взгляд, выражалось в том, что он чувствовал себя пленником самовнушения. Полагаю, Олег Владимирович заставил уверить себя в том, что, поскольку дела в стране никудышны, единственная дочь вправе самостоятельно посто-ять за себя – сделать соответствующий (связанный с эмиграцией) жизненный выбор. Ведь произнес же он обреченно: «Поскольку стра-на не может обеспечить нормальную жизнь своим гражданам, им проще расстаться с нею». Я долго – обмолвлюсь еще раз - не мог отойти от этих слов. Взять и отправить – даже с ее согласия – единст-венную дочь в заграничную безвестность – как же так, Олег Влади-мирович? Вспомните, как Вы переживали (вымеряя коридорную про-тяженность), когда Ваша дочь сдавала кандминимум. А потом - Вы радостно взволновались ее успехом. Ваша Ольга для Вас - непрехо-дяще значима. И то, что Вы допустили ее отъезд за тридевять земель, очерчивает Вас контекстом Вашего, Олег Владимирович, душевного разлада, сердечного неблагополучия.

Феномен О. В. Васильева – против его упрощенного истолко-вания: «Взрослый ребенок» и отечественная культура

Запускаемую здесь «дымовую завесу» легко можно оспорить. Однако я не полемизирую, но констатирую свое видение «феномена Олега Владимировича». Такая многомерно-объемная личность как О. В. Васильев не подлежит упрощенному истолкованию, которое толь-ко снижает ее, делает приближенной к «всемству» (Ф. М. Достоев-ский). Наоборот, следует разобрать душевно-сердечную структуру О. В. Васильева, выявить динамику роста его интеллектуального тезау-руса, характер реализации «себетождественной человечности» того, на ком держалось содружество математиков ИГУ – да только ли их! Будучи сибиряком (предок которого – немец голландского происхож-дения – оказался в Сибири вместе со ссыльным А. Н. Радищевым /см.: Там же. – С.5/), Олег Владимирович может быть раскрыт с позиций подминающей нас евразийской духовности (соответствуя которой че-ловеческая /внерелигиозная/ вера на «весах духовности» паритетна рацио): прославленным ее «настоятелем» предстал обучавшийся од-новременно с ним в университете грядущий классик мировой литера-туры В. Г. Распутин. Поскольку ИГУ в то время был «заложником» одного помещения – бывшего института благородных девиц, что на берегу «многоводно-синеокой Ангары», - несомненно В. Г. Распутин и О. В. Васильев встречались друг с другом и, возможно, беседовали (это тем более очевидно, что Светлана /дочь известного поэта Ивана Ивановича Молчанова-Сибирского/, впоследствии ставшая женой Валентина Григорьевича, – училась вместе с Олегом Владимирови-чем). Допускаю и то, что автор историософского трактата «Сибирь, Сибирь…» списывал образ подлинного сибиряка с О. В. Васильева. Стоило бы за разъяснением обратиться к здравствующему «великому бессмертному» – но где там! Писатель «пронзен» такими глубинными прозрениями, что непосредственно «оттачиваемые» им образы скла-дываются в некое синтетическое единство. Оно в художественном творении «замирает» «типически застолбленным обобщением». По-пытайтесь в персонажах В. Г. Распутина – теперь уже вне книги «Си-бирь, Сибирь…», где если и «засвечен» образ О. В. Васильева, то без непосредственной связи с его носителем, - отыскать черты Олега Вла-димировича: интересное и поучительное занятие! Я, к примеру, на-хожу, но это – моя тайна. …Колоритная фигура Олега Владимирови-ча – словно художественное создание (кстати припомним: много – особенно полуночными бдениями – осваивал блистательный «опера-тор счетного множества» беллетристикой стянутый «эстетический разворот»). Его походка - походка смотрящего «поверх барьеров» (Б. Л. Пастернак) - таила в себе нечто романтическое, а стало быть неот-разимо уникальное. Неповторимость состояла в том, что когда Олег Владимирович «проплывал» мимо вас, то своей «объемной слаженно-стью» и слегка «абстрактным» внешним видом напоминал благород-нейшего персонажа русской литературы – Илью Ильича Обломова. Обломов как «вариация» «русской лени» (на деле «Обломов» – ответ или, лучше сказать, реакция на «буржуазный вызов»; а «русская лень» Обломова преодолима «праведным делом» /которое – простим ему! - так и не совершает «Возвышенный Безработный»/ и оттого – никакая не лень: «Обломов» - светлый праздник в календаре отечест-венной словесности!) - торжество глубинных пластов «социального расклада великороссов». Вспоминая персонажей В. Г. Распутина, мы наблюдаем, как они воплощают своим поведением ту же, что у И. А. Гончарова (автора гениального романа «Обломов»), архаику в «со-временной транскрипции»; и О. В. Васильев - «незримое провидение» - «сопрягает» казалось бы таких несхожих «мастеров пера» как И. А. Гончаров и В. Г. Распутин. …Олег Владимирович Васильев, раскры-ваясь теперь уже образной репрезентацией, выступает носителем чая-ний российского народа. В них выражается наложение друг на друга трех временных пластов – прошлого, настоящего и будущего – с пре-валированием в нем (т. е. в данном наложении) того, что для нас от-зывается вечностью. И – вот: полуулыбка профессора математики не-произвольно замещается «улыбкой сфинкса» (если, конечно, нам по-зволительно «застать» его улыбающимся). Улавливается искомая веч-ность. Вы скажете: – Такое может быть с каждым. – Сомневаемся: не со всяким, но – с избранным. А что же такое - быть избранным? Это значит, что Вы оперируете состоянием неумолимой сопричастности ко всем трем – человечески прописанным - временным измерениям. …Нет с нами Олега Владимировича - он в прошлом. Но каждый, кто его знал, апеллирует к нему, вскрывая прошлое «горячей линией»: «прошлое – настоящее – будущее». Всплывают «попутные» облики тех, к кому оказываемся мы предрасположенными; и мы варьируем ими, словно в калейдоскопе. Они меняются на наших глазах и высту-пают теми, кто обеспечивает каждого из нас вечностью - совокупно-стью времен, заостренных отлаженной перспективой. Ведь вечность – это и есть «свернутость» трех времен, оборачиваемых одновременно-стью, которая, однако, сосредоточена едва уловимым мигом. Его мы проживаем как пограничную ситуацию («пограничье» играет нами на «грани фола»: между бытием и самоэлиминацией), обрушивающуюся на нас вселенским пожаром. Это придает нам силы, благодаря кото-рым рассматриваемая вечность становится послушной. Из нее оформляются «обожженные морозом неподдельной свежести» люби-мые нами люди. «Вербуемые» ими обретаем жизненно актуальные, наделенные неумолкающей надеждой идеалы. Бросаясь в водоворот вселенских перемен (иногда нечаянно – помогите! – соскальзывая в него), ощущаем нужную нам близость с теми, кто наблюдает за нами из теперь уже неворотимого прошлого: приобщает каждого из нас к неразрывной связи времен. И Олег Владимирович Васильев, заостряя своим «запредельным бытием» «памятный коллапс», с его участием поддерживает нас в корректировке «планиды» пока не слишком уют-но «прорезаемого» будущего.

Вместо заключения: если не «живее всех живых» О. В. Ва-сильев, то все равно он нами наделен «подлунной вечностью»

Когда-то великий поэт сказал об одном человеке, что Он – этот Человек – «живее всех живых». Смысл приводимого изречения, коль скоро мы применим его к излагаемой ситуации, по нашему убежде-нию, заключается в том, что люди, подобные Олегу Владимировичу Васильеву, исчезают, чтобы воплотиться «в пароходы, в строчки и в другие долгие дела» (парафраз из В. В. Маяковского). Возводя из ука-занного «жизненного оборудования» что-то похожее на «горний мир» в его «ноосферном прокручивании», мы наделяем – и в этом наша си-ла - ценимых, пусть и безвременно ушедших от нас личностей «фак-тическим бессмертием». DIXI!

He is inexorably moving awoy from we from dau to dau and yet we one intensively associating with him
A theoretical piece of reporting

Nikolay S. Konoplev
Irkutsk State University

Summaru
The paper is concerned with scientific-methodical contribution of Va-siliev O.V., doctor of physics and mathematics, professor of Irkutsk State University, into applied mathematics, the theory and technique of optimal management. It deals with the personal aspect of this outstanding represen-tatiru of Russian spiritual life.
Key words: applied mathematics, theory and methods of optimal management, national culture.

Сведения об авторе:
Коноплёв Николай Сергеевич,
доктор философских наук,
профессор, зав.
кафедрой философии
и религиоведения Иркут-
ского госуниверситета.
Рабочий адрес: 664003
г.Иркутск, ул. Карла
Маркса, 1. ИГУ, каф.
философии и религио-
ведения