|
Обращение Жака Дерриды к марксизму оказало сильное влияние на многих левых интеллектуалов на Западе. Попытка известного и влиятельного философа начать разговор об интернационале интеллектуалов, переосмысление сущности философии, сама деконструкция как радикализация определенного духа марксизма в период, когда государственно-политические системы лагеря социализма рассыпались изнутри, - это был вызов, прежде всего, всему постсоветскому пространству. Вызов остался без ответа.
Речь, безусловно, не идет об ответе на вызов, как об обстоятельном академическом пересказе или переводе известной работы Дерриды («Призраки Маркса»), либо о праздном философском любопытстве отечественных интеллектуалов к ненужной и бесполезной для России книге, а о пропущенной и, конечно, неотвеченной интеллектуальной пощечине француза всему академическому «истеблишменту» постсоветского пространства.
В тот самый период, когда отечественная «философия» наверстывала в Европе упущенное за годы партийного марксизма, авторитаризма и «железного занавеса», когда поток переводов западных авторов заполнили все возможные ниши постсоветского пространства, Жак Деррида, размышляя об итогах своей работы, о развитии европейской философии второй половины ХХ века, о крушении советского воплощения марксизма, обращается к Карлу Марксу и марксизму, как принципиально новому философскому дискурсу, который, наконец, завершит погребение и отпевание всей предшествующей западной культуры мысли. «В этом смысле марксизм мог бы многому научить западную философию, при условии его радикальной интерпретации/ радикализации. Радикализация же марксизма должна в таком случае идти значительно дальше, чем полагает деконструкция, – до переосмысления самой сущности и предназначения философии (впервые в западной культуре предугаданной именно марксизмом): толкования ее как симфонической активности миротворения, где философские роли/ системы объединяются и дополняют друг друга в рамках Philosophia Universalis».
Униженное стремление российских интеллектуалов (как в Европу, так и в историю России) на поверку оказалась той самой погоней за призраками, о которой пишет Деррида в самой своей книге как о призраках марксизма. Ирония судьбы - призраки постмодернизма (не марксизма!) уверенно приняли эстафету из рук ушедшей советской философии, в то время как главные вопросы, и, что самое важное, - ответы для европейской философии, ответы «непреходящим» вопросам и темам постмодернизма – конца, конечности, предела находились в самой России, точнее, в движении структурирования постсоветского пространства.
«И все же – всегда ли конец есть непременно и погребение? Почему не предположить возможность философствования как «концеведения»?» - спрашивал Жак Деррида как раз в духе марксизма и обращался именно к призраку марксизма постсоветского пространства, прекрасно понимая, - «Для того чтобы он (разговор – С.Р.) состоялся, требуется продвижение в иную (пока «ничейную») зону философствования».
В зону философствования?! В зону европейских или советских призраков или в «полножизненную бытийственность» постсоветского пространства, в которой как раз и можно было научиться жизни и смерти? «Кто тот Другой, который знает о смерти?», спрашивал Жак Деррида, предполагая именно Россию? «Тот, кто уже умер», - не сумели (не захотели?) ответить мы, - «тот, кто уже умер, но не обернулся призраком, а присутствует собственной смертью».
Каким образом можно присутствовать собственной смертью и какое отношение к присутствию смертью может иметь погребение человека или политических институтов? Отпевание и погребение - это все имеет отношение к призракам, к тому, что появилось после смерти, в результате смерти. Но каким образом сама смерть может являться человеку и что является как смерть? И только постсоветское пространство пройдя весь путь, от начала и до конца явило собственной историей возможность и действительность смерти, конца.
Советская смерть не была именно погребением, а развернутым в земном присутствии процессом, простраственно-временной метрикой смерти, которая ведет к жизни. Присутствующая советская смерть, отторгая призрачное «послежитие», была дана как единственный осязаемый предел, который только то и позволяет сбываться от начала и до самого конца. Сбываться рождением Другого порядка мира. В постсоветском пространстве-времени смерти(предела) вопрос о смерти человека, наконец, обретает осязаемые черты действительных поступков. Индивидуальное созерцание призрака смерти призраком человека утрачивает всякий смысл, поскольку «определенный индивид есть лишь некое определенное родовое существо и как таковое смертен» (Карл Маркс).
Конечно, человеческая смерть/конец не есть погребение. Только логоцентризм западной философии, который так стремился низложить Жак Деррида, питается точечностью ничто, мнимой смерти. Но, «голый результат есть труп, оставивший позади себя тенденцию», тогда как «суть дела исчерпывается не своей целью, а своим осуществлением, и не результат есть действительное целое, а результат вместе со своим становлением» (Г. Гегель). Человек смертен не перед лицом смерти, а как родовое существо, т.е. как воспроизводящее род, а потому стареющее, т.е. обладающее тенденцией к смерти(концу), действительным небытием, определяющим целое и индивида, и рода.
Каким образом теперь можно говорить о конце философии? И какое отношение имеет смерть человека к концу философии? К иному порядку, к ничейной зоне? Философия, как конгломерат бумажных страниц, инкрустированных сажей, - бессмертна, и только философствующие обладают действительной возможностью стареть и умирать. Концеведение истории обретает смысл руками, поступками самих людей. Каким образом возможно «концеведение» философствующего вне самой смерти индивида, который философствует? Он следует за совой Минервы в сумерках, когда научается писать серой краской на серых холстах будней – в этом и заключается миротворение, дополнение и объединение систем, по горькой иронии Гегеля. Можем ли мы теперь сформулировать концеведение, как концеведение философствующего, самого автора? И само философствование как спасительное «концеведение» самого философствующего – не в этом ли заключается радикализация марксизма в стране, которая питалась его призраками и призраками современной Европы?
Жак Деррида, стремившийся отыскать ничейную зону философии попал в мир призрачного бессмертия призраков – советской/постсоветской философии. Он не только ошибся в выборе маршрута. Он напрасно растратил запал и энергию своего блестящего стиля. Он напрасно негодовал и призывал в лице международного сообщества интеллектуалов призрачных представителей той самой ничейной зоны философствования – территории СССР. Все напрасно.
Призраки не реагируют на пощечины. Они даже не умеют их замечать.
Примечание.
Все цитаты из книги Ж. Дерриды «Призраки Маркса» сделаны по статье Е.Н. Гурко, «Призраки Маркса», «Философский словарь» (http://www.ruart.info).
|
