[ Каскадный ] · Стандартный · Линейный Противоположности и сущность

[Царёв Павел]

Противоположности и сущность.
Глава 1.
Сначала я определю, что есть противоположности, противоположения, опираясь не только на настоящее, но и на историю философии ибо, как известно, развитие всегда связано не только с приобретениями но и потерями.
Обратимся к наследию Аристотеля. Он разбивал противоположности на пять групп: «Противоположными называются (1) те из различающихся по роду СВОЙСТВ, которые не могут находиться в одном и том же; (2) наиболее различающиеся между собой ВЕЩИ, принадлежащие к одному и тому же роду; (3) наиболее различающиеся свойства, наличие которых возможно в ОДНОМ носителе; (4) наиболее различающиеся одно от другого среди относящегося к одной и той же СПОСОБНОСТИ; (5) то, различия чего наибольшие или вообще, или по РОДУ, или по ВИДУ» (Аристотель. Соч. в 4 т. Т.1, М., 1975. С. 159). Итак, возьмём на заметку, что уже Аристотель к противоположным относил:
1) как свойства, так и вещи;
2) наиболее различающиеся свойства, которые могут быть в одном носителе, и которые не могут быть в одном носителе;
3) наиболее различающиеся между собой вещи, относящиеся к одному виду (т.е. как единичное между собой – в общем); а далее – не только по виду, но и шире – по роду – и ещё шире – вообще.
Спустя тысячелетия Николай из Кузы, обращаясь к философии Аристотеля, в своём «Берилле» писал: «…по-моему, и он (Аристотель), и все вслед за ним очень ошибались в одном: они не поняли, что если (какие-то два) начала противоположны, то и необходимо и третье начало, потому что считали невозможным одновременное СОВПАДЕНИЕ противоположностей ввиду их взаимно исключающего характера… наш берилл даёт нам видеть яснее, позволяя разглядеть противоположное в СВЯЗУЮЩЕМ начале раньше РАЗДВОЕНИЯ, то есть прежде, чем будут ДВЕ противоречащие друг другу ВЕЩИ.… Если бы Аристотель (понимал), что лишение есть начало, полагающее совпадение противоположного и в этом смысле лишённое противоположности одного и другого как двойственности… он был бы прав» (Кузанский Н. Соч. в 2 т. Т. 2., М., 1980. С. 115 – 116).
Таким образом, Н. Кузанский вносит следующие поправки в Аристотелевское понимание противоположностей с точки зрения их существования и развития:
1) противоположности существуют в одном целом (посредством СВЯЗИ) одновременно;
2) противоположности появляются в одном целом как раздвоение единого и то общее, о котором говорит Аристотель (род, вид) является предтечей этих противоположностей, в котором и из которого они проистекают (образуются).
Яков Бёме делает следующий шаг в познании противоположностей: «Два качества, одно доброе и другое злое, которые в сём мире во всех силах, в звёздах и стихиях, равно и во всех тварях, НЕРАЗЛУЧНО одно в другом, как нечто ЕДИНОЕ; и нет такой твари во плоти в природной жизни, которая не имела бы в себе ОБОИХ качеств» (Бёме Я. AVRORA, или утренняя заря в восхождении.// Антология мировой философии. Т. 2. М., 1970. С. 179). Таким образом, противоположности не только возникают из единого и сосуществуют в одном. Они и составляют нечто одно, единое целое, («одно в другом» - догадка о взаимном «переходе» противоположностей друг в друга?).
Приобретая в философии Лейбница, а особенно, Канта, гносеологическую направленность, проблема противоположения в дальнейшем послужила делу создания в противовес формальной диалектической логики.
Проблема существования противоположностей в одном целом продолжала развиваться в философских системах Ф. Шеллинга и Гегеля. Ф. Шеллинг писал: «Однако противоположность не могла бы остаться в сознании в качестве противоположности (противоположные факторы уничтожили бы друг друга) без некоей третьей ДЕЯТЕЛЬНОСТИ, которая РАЗДЕЛЯЛА бы (противополагала бы) их друг другу и ИМЕННО ЭТИМ соединяла бы их» (Шеллинг Ф. Соч. в 2 т. Т. 1. М., 1987. С. 313).
Т.е. Шеллинг предложил объяснение тому, почему противоположности не уничтожают друг друга в одном: существует деятельность, взаимодействие между ними, ведущее к их сохранению.
Гегель же писал: «…противоположение, согласно которому различное имеет перед собой не вообще другое, а своё другое, т.е. в своём отношении с другим, рефлектировано в своё другое. И точно также обстоит дело с другим. Каждое есть, таким образом, другое своего другого» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 1. М., 1974. С. 276).
Т.е. Гегель Г.В.Ф. указывает на отношения между противоположностями, как относительно самостоятельными частями одного целого (РЕФЛЕКСИЯ вообще возможна только в другое, пусть, и своё другое) внутри одного целого.
Такова основная историческая тенденция развития понятия «противоположность», которая находит в МЛФ свою форму. Противоположности: «…представляют собой дифференцированную сущность» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 1. С. 321). Сравните с шеллинговским: «…реальное противоположение возможно только между вещами одного рода и общего происхождения» (Шеллинг Ф. Там же. Т.1. С. 107). Противоположности, как взаимообуславливающие друг друга, как несуществующие друг без друга, как составляющие одно целое, представляются в МЛФ не как свойства или вещи, имеющие наибольшие различия в пределах вида, рода, общего, но как части одной сущности. На этом, обычно, понятийный анализ дефиниции противоположностей и заканчивается. Зато начинаются «перегибы» в ту или иную сторону. Например, Шептулин А.П., критикуя М. Бунге за то,, что тот, опираясь на Аристотеля, утверждает, будто диалектические противоречия касаются только черт или свойств вещи, пишет: «С точки зрения марксисткой диалектики противоречивы не только свойства вещей, но и сами вещи» (Шептулин А.П. Противоречивость как всеобщая форма бытия./ Марксистко-ленинская диалектика. В 8 кн. Кн. 1. М., 1983. С. 76). Однако вещь и её сущность – далеко не одно и то же, хотя бы уже потому, что понятие вещи включает в себя и понятие явления, противоположное понятию сущности.
Интересно также отметить, что сами противоположности вплоть до последнего времени в рамках МЛФ предпочитают именовать в дефинициях сторонами или тенденциями того или иного предмета (См., напр. Введение в философию. Учебник для высших учебных заведений./ Фролов И.Т., Араб-Оглы Э.А., Арефьев Г.С. и др. М., 1990. Ч. 2. С. 159). Как будто сущность характеризуется понятиями стороны (что, впрочем, и делается в этом учебнике) или, или, тем более, тенденции (Ср.: «Сущность - это тенденция» (?!!) – круто для самого «научного» мировоззрения!)
Поэтому, для выяснения того, есть ли другие альтернативы определению противоположностей как раньше, так и сейчас, я хочу провести верификацию определения противоположностей в МЛФ как частей сущности. Я сделаю попытку уяснить внутреннюю самооправданность этой дефиниции, осмыслить её содержание, т.е. определить, что есть части, что есть сущность, и как понимать само выражение: части сущности, как противоположности.


Глава 2.
Понятие части.

Во-первых, я определю понятие часть. Современное определение этого понятия довольно размыто и зачастую заключается в трактовке понятия «часть», как противоположного понятию «целое». Например, Аверьянов А.Н. и Базалин Б.Г. так понимают часть и целое: «Частью является материальное образование, входящее в состав другого материального образования и выступающее в качестве момента его содержания и формы. Целым является материальное образование, включающее в себя в качестве взаимосвязанных элементов другие материальные образования и обладающие свойствами, не сводящимися к свойствам составляющих его частей» (Аверьянов А.Н., Базалин Б.Г. Современные представления о категориях «система» и «элемент». / Марксистко-ленинская диалектика. В 8 кн. Кн. 1, М., 1983. С. 218).
Можно ли серьёзно относиться к подобному определению? Являются ли часть и целое существенно материальными образованиями? Отнюдь нет. Частью, как известно, может быть и часть речи, и часть доказательства (лемма), и часть сознания.
Далее. Часть, по мнению Аверьянова А.Н. и Базалина Б.Г. есть «момент содержания и формы другого материального образования». Естественно отсюда предположить, что если часть, по первому их утверждению – материальное образование, то она есть не только моментом содержания и формы другого материального образования, но и выражает также и иные моменты целого, например, количественный, структурный, протяжённый и пр. Отсюда логически следует то, что часть не может быть выражена исключительно через категории содержания и формы. Если же, напротив, именно момент содержания и формы, а не материальное образование, характеризует часть, то, опять же, под частью понимается не всё материальное образование, а лишь определённая его сторона. Но даже если совершенно забыть о характеристике части как материального образования и воспринимать её «моментом формы и содержания», то возникает естественный вопрос: содержание и форма – понятия противоположные. Увязать их одновременно с определением части, значит, собственно, утверждать, что часть – единство (или «сущая сущность») формы и содержания. Как это сделать (обосновать логически)– и есть – определить часть через эти понятия. Увы, этого не сделано. Я тоже не буду углубляться в этот вопрос. Я только замечу: целое точно так же, как и часть, можно определить как момент формы (ибо в процессе существования целое меняет свою форму) и содержания (целое – это всё содержание). Следовательно, без различия целого и части как моментов формы и содержания подобное определение неверно.
В чём же мыслится Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. противоположение части и целого? В том, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть. Причём, целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей».
То, что часть «входит» в целое, а целое «включает» в себя часть, фактически, является замкнутым логическим «герменевтическим – Тарас!) кругом. Действительно, если мы говорим, что одно материальное образование входит в другое, то так или иначе это другое материальное образование – лишь синонимичное название целого (т.е. часть – это то, что входит в целое). А когда утверждаем, что материальное образование, которое входит в состав другого материального образования, суть часть, то это адекватно определению части как того, из чего состоит целое. Определять таким образом противоположение целого и части – это всё равно, что полагать противоположение количества качеству, как:
-количество – это то, непрерывное изменение чего приводит к дискретному изменению качества;
-качество – это то, дискретное изменение чего кладёт новое начало непрерывному изменению количества.
В данных определениях двух противоположностей нет выражения сущности этих понятий, и как следствие этого, их противоположение приведено не по сущностному, а по явленному признаку.
Другой признак целого - целое обладает свойствами, «не сводящимися к свойствам составляющих его частей». Если это – отличие целого от частей, то в чём его противоположение частям? Аверьянов А.Н. и Базалин Б.Г. об этом умалчивают. Замечу только преувеличение этого отличия. Действительно, справедливо, что целое обладает свойствами, не сводящимися к свойствам составляющих его частей. Но и свойства частей не сводятся к свойствам целого. Например, клетки желудка, вырабатывающие желудочный сок, способны существовать в создаваемой ими агрессивной среде, чего нельзя сказать об организме в целом. Более того, никем не доказано и не может быть доказано по существу, что новые, несводимые к свойствам частей свойства целого всегда противоположны свойствам частей. Следовательно, и это различие – не абсолютно. Исходя из вышеуказанных соображений нельзя дефиниции части и целого, предлагаемые Аверьяновым А.Н. и Базалиным Б.Г. считать сколько-нибудь точными, совместимыми с самым «научным» мировоззрением.
Другое оригинальное определение целого, предложенное Шаманским Л.Г., как единства становления и результата (См., Шаманский Л.Г. Целое и целостность как категория материалистической диалектики: Автореферат диссертации кандидата философских наук. Лен. 1975. С. 6), тоже не является дефиницией целого, ибо и противоположное целому (т.е. – часть) есть также ПОДОБНОЕ единство и потому целое и часть остаются неразличимыми. Т.е. и данное определение не определяет целое в отношении своей противоположности, т.е. в отношении наиболее отличного от него (т.е. – целого) понятия (т.е. – части).
Кроме того, понятие, например, актуальной бесконечности можно также определить как единство становления и результата, как, например, делает это Бурова И.Н. (См. Бурова И.Н. Развитие проблемы бесконечности в истории науки. М., 1987. С. 4). По её мнению, в этом определении содержится именно истинная позиция философов марксистко-ленинской школы по отношению к понятию актуальной бесконечности. И, хотя вполне естественно видеть в таком тождестве определений ПРИЗНАК ЦЕЛОСТНОСТИ актуальной бесконечности, включающей в себя всё конечное, однако нельзя утверждать, что актуальная бесконечность это ТОЛЬКО целое.
Таким образом, выражение двух различных (но не противоположных!) понятий (целого и актуальной бесконечности) через одну дефиницию также свидетельствует о неполноте или о несущественности данного определения хотя бы для одного из этих понятий. По существу же, определяя целое через единство процесса (становления) и состояния (результата), мы лишь расширяем содержание понятия целого, не рассматривая источника этого единства, что, собственно, и является следствием целостности становящегося и ставшего объекта действительности.
Увы, нам, без знания идеи определения части и целого в этом случае даже не поможет исторический экскурс. Достаточно остановиться на Аристотеле. А Аристотель под частью понимал:
а) соотносящееся разделённое количество, выступающее в качестве меры между собой, поделённым и изначальным (два – потому часть трёх, поскольку именно три было поделено на два и один);
б) одно из составляющего нижнюю часть иерархии безотносительно к количеству этого составляющего (например, редкий вид – такая же часть рода, как и многочисленный);
в) через противоположность; то, что составляет целое;
г) последнее (интересное в аспекте «бутстрапа» - гипотезы квантовой механики) Поскольку разделённое по принципу «б», каждое имеет нечто, отличающее его от верхней (синтезирующей) ступени иерархии, то частью разделённого является и то, что делилось (поскольку «то, что входит в определение, разъясняющее каждую вещь, также есть часть целого; поэтому род называется и частью вида, хотя в другом смысле вид – часть рода»).
Целым же по Аристотелю называется то, что состоит из частей или то, что образует из многих одно…общее, непрерывное, ограниченное (Аристотель. Там же. Т.1. С. 148 – 149). Очевидно, что Аристотель пытается уйти из замкнутого логического круга определения через противоположности путём обращения к понятиям деления, соотнесённости, общего, одного и количества. Но в этой всеохватности исчезает рациональное зерно, годящееся для определения части и целого.
Последующие философы в основном, рассматривали противоположение целого и частей, в определении того и другого следуя за Аристотелем. Например, Н. Кузанский замечает, что целое «через каждую из своих частей пребывает в каждой» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Лейбниц идёт от обратного: «Нельзя противоречить части, не противореча в то же время целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т.4. М., 1989. С. 112). Шеллинг рассматривал целое (организацию) в качестве ПРИЧИНЫ всех своих частей и т.д., но что есть части и целое (без ссылки на части и что есть часть без ссылки на целое)?
Что мы подразумеваем, когда говорим: «Всё это составляет одно целое?»? Если рассматривать часть и целое, как, в свою очередь, противоположности (т. е. как части одной сущности), то вполне логично задаться вопросом: что одинаково и для части и для целого служит одной сущностью? Когда мы говорим «часть», то, прежде всего, конечно, подразумеваем какой-либо объект действительности (конечно – не только материальное образование, но и свойство, отношение (ибо и отношение и свойство могут быть составными, сложными), мыслительное образование, да и, исходя из определения противоположностей, как частей сущности, и саму сущность. Но сам по себе объект действительности не служит нам основанием для разделения всех объектов действительности на части и целостности. Никакая особенность, никакое свойство объектов действительности не даёт нам оснований для разделения этих объектов на части и целостности. Т.е., когда мы говорим, просто «рука» или «глагол»,- мы говорим о самом материальном или мыслительном образовании безотносительно к чему-либо другому. Но когда мы говорим: «Рука – это часть»,- то мы уже указываем не на саму руку, а на существование отношений между рукой и телом человека. Поэтому, для определения понятий целого и части важно анализировать не столько сами объекты действительности, сколько существующие между ними отношения, а именно – отношения связи.
Вот мы и пришли к той идее, которая, возможно, вытащит нас из замкнутого логического круга. Так, в МЛФ сложилась в последнее время следующая точка зрения: «Постепенно в науке и философии складывалось убеждение, что свойства целого несводимы к набору свойств частей, его составляющих. Но оставалось неясным, в чём же заключается секрет целостности. Ответить на этот вопрос на основе метафизического мышления не удаётся. Ключ к решению даёт диалектика: тайна целостности, её несводимости к простой сумме частей заключается в связи, объединяющей предметы в сложные комплексы, во взаимовлиянии частей» ( «Введение в философию»./ Учебник для высших учебных заведений. Ч. 2. М., 1990. С. 118). Но, опять же, сама связь не определяет понятия части и целого. И часть, как сложный, относительно самостоятельный объект, имеет в себе связь, и – целое. И часть связана с целым, и целое связано со своими частями. Вопрос не в этом. Вопрос – в другом. А именно: независимо оттого, выступает ли объект действительности то ли как часть, то ли как целое (а все объекты действительности одновременно выступают и как части целого, и как целое), он остаётся относительно самостоятельным, относительно независимым, т.е. его можно всегда выделить, как объект (как целое в моей плоскости рассуждений). Гарантом такого его существования выступает индивидуальность этого объекта. Основанием же индивидуальности этого объекта служит его собственная, внутренняя связь частей. Т.е. когда мы говорим «целое», то мы имеем ввиду не сумму отдельных объектов, например, руки, ноги, голову, печень и т.д., а то, что они существуют в единой связи друг с другом. Причём, существуют не просто – в связи, а в связи, которая позволяет отнести их к одному и тому же, к одной и той же индивидуальности. Так, Шеллинг Ф. писал: «Универсум, т.е. бесконечность форм, в которых утверждает саму себя вечная связь, есть универсум, действительная ЦЕЛОСТНОСТЬ только посредством связи, т.е. посредством единства во множестве» (Шеллинг Ф. Соч. в 2т. Т.2. М., 1989. С. 37).
Что подчёркивается, когда обычно говорят о целом? Завершённость, самостоятельность целого (объекта) (Ср.: «…целое как завершённый в самостоятельный индивидуум образ…» (Гегель Г.В.Ф. Энциклопедия философских наук. Т. 2. 1975. С. 488)). А когда – о части? Её несамостоятельность, недостаточность для понимания её существования рассмотрения только её самой.
Воспринимая понятие целого как связи, мы, в то же время подчёркиваем, что отнюдь не любая связь выражает понятие целого. Понятие целого выражает лишь та связь, которая характеризует индивидуальность объекта, являет нам объект одним, отличным, независимым в этом своём различии от других объектов - его частей. В этом нас убеждает принцип эмерджентности (несводимости) качеств и свойств целого качествам и свойствам как его частей, так и других целостностей. Например, связь, которая организует взаимодействие частей, органов тела одного человека отлична от той же связи в другом человеке и суть то, что делает эти разные органы целым.
Конечно, понятие независимости связи нельзя понимать в абсолютном смысле, ибо всё в мире, в конечном счёте, взаимосвязано. В том числе и сама связь целого зависит как от состояний и связей частей, так и от внешней среды. Но эта зависимость иррациональна, ибо связь целого, как качественно нового образования, способного к качественно иным взаимодействиям, свободна в своих изменениях. Если же эта связь теряет свою свободу, становится зависимой от других связей в своём качественно новом пространстве, то она становится частью .
Таким образом, я под целым склонен подразумевать независимую связь. Т.е. – я подразумеваю такую связь, которая объемлет собой различные вещи, понятия, свойства, отношения и ограничивает собой, своей независимостью, феноменальностью эти вещи, понятия и т.д. Выкиньте из содержания понятия «целое» понятие «связь» - и исчезнет само целое. Под частью я понимаю зависимую связь чего-либо. В подобном виде эти определения части и целого не выглядят полными, ибо ни целое, ни часть не есть только связями. Они есть связи противоположного вида, но ТОЛЬКО вместе со связанными этими связями «нечто». Причём, эти «нечто» нельзя конкретизировать обычными в таких случаях понятиями, как «вещь», «объект» и т.д. Возьмём, к примеру, понятие «элемент». Т.е. определим целое как элементы, объединённые независимой связью, а часть, как элементы, объединённые зависимой связью. Вроде бы, всё нормально. Элементы могут быть свободны, могут быть связаны между собой независимой, и зависимой связями. Понятия независимости и зависимости связи не только дают возможность выразить понятия части и целого, как противоположные друг другу части одной сущности (зависимая и независимая связь). Они также подчёркивают то обстоятельство, что:
- часть, как зависимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внешней причинности (как понять, например, существование сердца без обращения к существованию организма?);
- целое же, в свою очередь, как независимая связь, есть необходимо такая связь, которая находит действительность своего существования во внутренней причинности. Действительно, как понять существование, например, того же сердца без обращения к связи, заставляющей нас воспринимать сердце как нечто одно, отличное от других органов тела, позволяющей этому одному выполнять предназначенную ему целым (организмом) функцию?
Но обратимся к понятию элемента. Даже несмышлёнышу ясно, что элементы (как и объекты, вещи и т.д.), объединённые, без разницы, зависимой или независимой связью, суть части целого. И, таким образом, мы остаёмся в замкнутом кругу взаимоопределений противоположностей, определяя целое как неделимые части, объединенные независимой связью, а часть, как неделимые части, объединённые зависимой связью.
Казалось бы подтверждается исторический опыт невозможности определения целого и части без привлечения их противоположностей. Неужели нет выхода?
Рассмотрим диалектику существования частей и целого. Часть есть частью только тогда, когда есть нечто, о чём можно сказать, что оно есть целое по отношению к части. В каком смысле это понимается? Как понимать, что нечто есть частью другого нечто?
Н. Кузанский, отталкиваясь от анаксагоровского «каждое – в каждом», писал: «Так вселенское целое через каждую из своих частей пребывает в каждом» (Кузанский Н. Там же. Т. 1. С. 112). Именно из этой характерной для части черты (т.е. факта пребывания целого в части одновременно со специфическим существованием самой части в целом), помогающей определить нечто именно в качестве части данного целого, в дальнейшем исходил и Гегель, утверждая: «Отношение целого и частей есть непосредственное…. отношение и переход тождества-с-собой в разность» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1. С. 302).
Именно поэтому же Лейбниц Г.В. заметил: «Нельзя противоречить части, не противореча целому» (Лейбниц Г.В. Соч. в 4 т. Т. 4. М., 1989. С. 112), ибо в части заключено целое.
Именно поэтому Шеллинг Ф. подчёркивал: «Но части… могут быть различены только по форме и образу…- понятие нерушимости каждой организации свидетельствует только о том, что в ней… нет части, в которой не продолжало бы сохраняться целое или из которого нельзя было бы познать целое» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 140 – 141).
Часть зависима от целого, в то время, как целое, по своему смыслу, зависит только от себя самого (поскольку части – в нём самом). Это позволило Шеллингу Ф. написать, на мой взгляд, ключевую в определении целого и частей фразу: «…из понятия индивидуальности следует двоякое воззрение на каждую организацию, которая в качестве идеального целого есть причина всех своих частей (т.е. самой себя в качестве реального целого) и в качестве реального целого (поскольку у неё есть части) есть причина самой себя в качестве идеального целого» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 1. С. 141).
На мой взгляд – гениальный ход – перенести определение части и целого в причинно – следственную плоскость! Действительно, сплавляя опыт философского наследия в одно целое, невозможно не признать, что поскольку части порождают целое, а целое порождает части, поскольку в частях присутствует целое, а в целом присутствуют части, каждая из указанных противоположностей есть единственной непосредственной причиной существования своего антипода. Но если мы будем определять часть и целое через причину их существования, то, опять же, мы будем определять их через друг друга. Поэтому я считаю, что дефинициями целого и части будут:
- часть – это зависимая связь следствия;
- целое – это независимая связь следствия.
Действительно (краткое доказательство по Гегелю):
1. Понятие целого как независимой связи следствия суть определение сугубо внешнее, ибо, как определение:
а) оно есть отличие, благодаря которому мы данное понятие выделяем из других понятий;
б) им мы ограничиваем сферу бытия среди других понятий, за пределами которой оно суть ничто.
Первое – понятно. Второе – уточню. Что, например, означает выражение «стол есть целое» за пределами смысла целого как независимой связи следствия совместного существования его ножек, крышки, крепёжных деталей и т.д.? Или что означает «крышка – часть» без добавления «чего?» - понятия стола, т.е. за пределами смысла части как зависимой связи следствия того, что существует стол? Только как следствия существования друг друга часть есть часть, целое есть целое.
Возьмём другой пример. Рассмотрим, как сказывается бытие понятия целого в выражении «Стол есть рабочее место писателя». Разумеется, и стол есть нечто целое, и писатель есть нечто целое, да и место, определяемое столом, тоже есть нечто целое. Но понятие целого незначимо в самом выражении. Оно отсутствует. Его нет в наличном бытии этого выражения и потому оно суть ничто. В предложении «Стол есть рабочее место писателя» присутствует связь между столом и писателем («есть рабочее место»), но нет ни указания на характер связи, ни следования.
2. В то же время определение целого как независимой связи, суть полагание чего-либо посредством связи, как нечто одно, ограниченное самой связью (т.е. – внутреннее). Например, молекула, как одно, полагается связью атомов этой молекулы, и вне этой связи атомы сохраняют свою самостоятельность. Т.е. связь не только полагает это одно (молекулу), но и ограничивает понимание одного (молекулы). Связь же, сама по себе, есть нечто общее между двумя нечто, которые она и объединяет в нечто одно (см. далее: понятие сущности, как связи). Связь нельзя разделить между двумя (или более) нечто. Она – то общее, что свойственно одинаково связанным посредством её нечто. Это уже подметил уже Аристотель: «…общее и тем самым то, что вообще сказывается как нечто целое…» (Аристотель. Там же. Т. 1., С. 174).
Так, рассматривая нашу планетную систему как одно целое, мы видим в ней между планетами и Солнцем существующую, благодаря гравитации, единую связь, привязывающую планеты к Солнцу, формирующую (в том числе и благодаря взаимодействию между планетами между собой) орбиты планет и т.д. Благодаря этой единой связи - общности взаимодействия, солнечная система и есть нечто целое.
В геологии принято рассматривать геотектонические процессы как нечто взаимообусловленное, взаимосвязанное, имеющее одну довлеющую закономерность, проявляющуюся в эволюции земных недр, одну связь, делающую в определённые моменты жизни Земли геотектонические процессы глобальными – одним процессом.
В биосфере, в биоценозах между животными и растениями мы также постигаем единую связь, присущую всем членам сообщества, могущую отторгнуть или принять в себя того или иного кандидата на членство.
Эта связь, как общность, постигается всюду в процессах самоорганизации: от плазмы до общества. В ней каждая частица, каждый человек, вносят свой посильный вклад в единый процесс, подчиняясь не только ближайшему на него влиянию, но и единой связи, необходимо возникающей между всеми частицами, между всеми людьми, участвующими в том или ином процессе самоорганизации. Общее как единая связь между всеми элементами, есть непосредственно целое, внутренне единое, которое уже потому, что внутренне, суть независима от внешнего, ограничена самой собой. Общее – суть та связь, благодаря которой понятия (или объекты действительности, отражающиеся в понятиях), группируются, классифицируются в системы, виды, роды, семейства, классы, типы и пр.
3. Но положенные в своей общности как независимые, эти понятия (или объекты действительности), уже не есть единым непосредственно целым, ибо они, как независимые, суть выхождение за пределы непосредственной связи, опосредование единой связью самой себя.
Так, в химии классифицируются по характеру химической связи химические соединения: предельные – непредельные углеводороды, алициклические – ароматические и т.д. В физике механические системы классифицируются по характеру связи на голономные – неголономные. В биологии роль общности в определении вида выполняет свободная панмиксия и т.д.
Тождественность связей самостоятельных объектов действительности составляет (указывает) по прежнему на их общность (происхождения, отношения к чему-либо, функционирования и т.д.). Но эта общность уже опосредована их самостоятельностью, раздельностью их существования. Раздельность существования одной связи суть переход одного во многое, ибо, опосредуясь самой собой, одна связь делится на множество тождественных ей самой связей, остающихся непосредственными в самих себе, и потому целыми для себя, но погружёнными, существующими в непосредственно целом.
Множественность тождественных друг другу и одному и тому же – общему, связей суть множество тождественных одних – единиц, опосредованных по отношению друг к другу в непосредственно целом. Одновременно, как опосредованные, самостоятельные связи, они не есть уже неразличимое общее. Каждая из этих связей отдельна от остальных и от непосредственно целого. Независимостью одного из многих обусловлена относительная свобода его существования вне общности, положена основа её индивидуальности. Внутренне единое уже не ограничивает внешне множественное.
Таким образом, опосредование общего самим собой есть ЕДИНИЧНОЕ. Единичное, как тождественная общему связь, суть также целое. Единичное, как отличная от общего связь, суть опосредованное в самом себе целое и, по своему определению (единичное – опосредованное целое) единичное противоположно целому. Кроме того, в понятии единичного как опосредованно целого понятие общего снято (опосредованно).
4. Но, являясь тождеством по отношению к общему, единичное как собственная независимая связь суть развитие в нечто иное, обусловленное тождеством общего и единичного – с одной стороны, и положением, функционированием единичной связи в общей, в общем процессе существования одного – с другой. Единичное, таким образом, как развитие в нечто иное, суть зависимая от общей основополагающей связи, непрерывного пространства этой связи связь. Т.е. единичное – связь, зависимая от своего местоположения в общей связи, от своего функционирования в едином процессе связи, и потому суть часть целого, нечто ОСОБЕННОЕ.
Одновременно непрерывное становление единичного в общей связи как каждого нечто – иного, чем основополагающая связь, но зависящего от этой основополагающей связи, суть становление иной всеобщей связи, положенной в свободе становления единичного, как возможного ОТДЕЛЬНОГО, части, в отличие от особенного, существования самого себя. Таким образом, развитие единичного приводит к появлению особенного, в котором единичное снято в своей независимости, но, по прежнему, свободно в своей особенности, в своей индивидуальности, которая, в свою очередь, снимается уже как новая зависимость индивидуальностей между собой в понятии отдельного. Особенное и отдельное, в противоположность единичному и общему суть зависимая связь следствия существования независимой связи. Положенные для себя, они суть собственная независимая связь своей индивидуальности, нового тождества, где особенное становится тождественным единичному, а отдельное – общему. Но и то и другое, как следствие единичного и общего, остаются зависимыми связями и суть части, т.е. нечто иное, хотя и тождественное (как противоположность) понятию целого.
Следовательно, развивая содержание понятия целого, мы пришли к понятию части, как понятию, противоположному понятию целого, которое в тождестве с понятием целого суть также связь, но связь, отрицающая свою независимость, иная, противоположная понятию целого связь, однако тождественная ему по существу. Развивая содержание понятия целого (от общего к единичному), мы вернулись к его тождеству самому себе, но в ином (части).
Таким образом, мой тезис целого как независимой связи, получил своё подтверждение в своём содержании, т.е. развитие его содержания приводит к тождеству с самим тезисом.

Глава 3.
Понятие сущности.

Теперь перейду к основному. Что есть – сущность, и может ли сама сущность состоять из частей? Для начала определимся, имеет ли сущность свой предметный аналог? МЛФ исходит из того, что – имеет. Расхождения во мнениях начинаются при попытках опредмечивания понятия сущности. «Наиболее распространены такие определения: сущность есть:
1) сходное;
2) часть явления, обуславливающая остальные его части:
3) особое отдельное, из которого развилось данное множество отдельных:
4) инвариантное;
5) единство в многообразии;
6) система внутренних связей и отношений;
7) закон или система законов;
8) необходимое»,- пишет Бранский В. П. (Бранский В.П. Материальный объект как единство явления и сущности.// Материалистическая диалектика в 5 т. Т. 1. М., 1981. С. 134 – 135). При этом он выдвигает своё определение сущности, как основания отдельного, т.е. единства общего и специфического (Бранский В.П. Там же. С. 131). Является ли основание отдельного его сущностью? Другими словами, имеет ли, например, речная вода, грунтовая, дождевая и т.д. воды свои собственные сущности или только одну – быть дождевой водой? Является ли основание, например, натрия, быть щелочным металлом сущностью натрия, или основанием натрия является его принадлежность к химическим элементам (вид и род)? Является ли для ежа основание быть Metazoa более глубоким, чем основание быть млекопитающим? И т.д. Безусловно, понятия «основание» и «сущность» находятся в определённой тесной связи, но являются ли они одним и тем же понятием? Гегель, например, указывал, что основание «есть в самой себе сущность»,- в этом моменте у Гегеля сущность и основание совпадают, но только в том смысле, что своё основание есть своя сущность. Как собственно же основание, сущность выступает «лишь постольку, поскольку она есть… основание некоего другого» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1. С. 281), обладающего своей сущностью. Сущность же этого другого, в свою очередь, является и основанием этого другого. Т.е. для самого другого его собственные основание и сущность суть одно и то же, ибо первое и другое обладают одним и тем же содержанием (этот признак одинакового содержания служит Гегелю в качестве объединения основания и сущности чего-либо, что остаётся справедливым и в МЛФ (как «сходное», как «единство в многообразии»). Но между понятиями основания и сущности есть различие: «…различие между ними есть лишь различие формы между простым отношением между собой и опосредствованием или положеностью» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1, С. 281). Однако это «лишь» означает трансформацию внешнего, равнодушного к зарождающейся вещи, основания, во внутреннее собственное самообоснование существования вещи. К примеру, проследим, по словам Татаринова Л.П. процесс «…становления в ходе эволюции териодонтов (по современным данным – предковой для млекопитающих группы рептилий) основ организации млекопитающих» (Татаринов Л.П. Очерки по теории эволюции. М., 1987. С. 49). Оставаясь рептилиями, териодонты (причём, в различных линиях) начинают постепенно приобретать существенные черты млекопитающих: звукопроводящий аппарат из трёх слуховых косточек, вторичное челюстное сочленение между зубной и чешуйчатой костями, зачаточная барабанная перепонка в вырезе угловой кости, мягкие, снабжённые собственной мускулатурой, губы, сенсорная зона на верхней губе (протовибриссы), расширенные большие полушария головного мозга, трёхзубчатые заклыклвые зубы, верхние обонятельные раковины, поворот конечностей, первоначально направленных в стороны, под тело, что способствовало совершенствованию локомоции; формирование поясницы, что, возможно, связано с развитием мышечной диафрагмы и приобретением диафрагмального механизма лёгочной вентиляции и т.д. Причём содержание признаков, свойственных териодонтам, настолько полно включает содержание признаков первых млекопитающих, что, по словам того же Татаринова Л.П.: «…грань между млекопитающими и рептилиями становится до известной степени условной, поскольку многие диагностические для современных млекопитающих признаки приобретались различными ветвями териодонтов параллельно» (Татаринов Л.П. Там же. С. 51).
Тем не менее териодонты суть рептилии, а млекопитающие (напр., протоэвтерии) – млекопитающие, несмотря на общность содержания признаков, свойственных этим различным классам животных. Появление собственно млекопитающих, таким образом, не столько появление нового содержания признаков, отличающих млекопитающих от рептилий, сколько появление собственного основания у млекопитающих, собственной сущности, остающейся во многом ещё загадочной для палеонтологов в вопросе происхождения, но достаточно ясной в вопросе существования. Так, совершенно очевидно, что различные признакт млекопитающих, появляющиеся у различных линий териодонтов, у каждого млекопитающего представлены в постоянном (или близком к таковому) самоуправляемом комплексе, что служит основным критерием разделения млекопитающих и рептилий на два различных класса животных.
Можно привести ещё множество подобных примеров, характеризующих на фактах естествознания, правильность гегелевского понимания понятий основания и сущности, встречающихся, например, при рассмотрении вопроса определения жизни (размножение и рост одинаковых структур свойственны кристаллам неорганического происхождения, в то время как вирусы напоминают по своим свойствам свойства неживого) и т.д., вплоть до интерпретации понятия информации, как категории сущего наравне с энергией); или определения химических реакций (обладает ли «химией», например, мюоний, позитроний, наконец – сам электрон в растворах (т.е. – сольватированный), или определения грани между свободнорадикальными и ионными реакциями (распад иодида меди) и т.д., и т.п.
Отсюда можно сделать вывод о том, что основание, вообще-то, не есть сущность сама по себе. Причём:
1)такой подход к сущности и основанию в гегелевской философии не был уникальным явлением. Так, Шеллинг (в каком-то смысле антипод Гегеля в одновременном срезе развитие философии) писал: «Натурфилософия нашего времени впервые установила в науке различие между сущностью, поскольку она существует, и сущностью, поскольку она есть лишь основа существования» (Шеллинг Ф. Там же. Т. 2. С. 107);
2) и с таким подходом согласны и некоторые современные философы. Например: «Мысль Гегеля о том, что сущность представляет собой единство основы и обоснованного, глубока по своему содержанию. Основа выступает деятельным началом и, порождая то или иное конкретное образование, развёртывается в обоснованном и становится его сущностью»,- с точки зрения гносеологии поясняет Билялов А.Б. (Билялов А.Б. Основа и обоснованное.// Марксиско-ленинская диалектика в 8 книгах. Кн. 1. М., 1983. С. 241).
Воспользуемся примером, данным Бранским В.П. по своему. Он пишет: «Например, известно, что в технике термин «основание» употребляется для обозначения фундамента какого-либо устройства. Если мы рассматриваем, допустим, колоннаду, то основанием здесь будет каменный брус, на котором воздвигнуты колонны» (Бранский В.П. Там же. С. 127). Однако:
1) во-первых, вообще-то основание и фундамент – разные вещи. Основанием, в дпнном случае, в строительстве называется часть массива – грунта, на которую передаётся нагрузка от сооружения, здания, в то время, как фундаментом – основной конструктивный элемент непосредственно самих зданий, который служит для передачи нагрузки от здания на грунт – основание (См. Справочник инженера – строителя. Т. 1. 1-й полутом. Под ред. Онуфриева И.А. и Данилевского А.С. М., 1968. Изд-во л-ры по строит-ву. С. 188; и «Справочник молодого каменщика. М., «Высшая школа». 1990. С. 83). И, таким образом, в буквальном смысле, основание в строительстве суть нечто другое, отличное от самого зхдания (колонны), что лишь подчёркивает мою мысль о том, что основание не есть сущностью. Но воспримем мысль Бранского В.П. так, как она есть;
2) во-вторых, брус ещё не есть колонна, и может, вообще-то, использоваться для памятника, приняв наименование постамента, поэтому он отнюдь не является сущностью именно колонны, а вообще фундамент не есть «сущностью какого-нибудь устройства». Скорее уж он является необходимым условием, при наличии которого возможно раскрытие сущности того или иного устройства, условием существования устройства определённым образом, при котором оно, как основание суть граница существования этого устройства.
Ещё очевидней ход моих размышлений становится при рассмотрении умозаключения: «Если А, то В». Здесь А выступает необходимой предпосылкой или основанием данного умозаключения. Но В, хотя логически проистекает из А, уже не есть само А, хотя бы уже потому, что само служит предпосылкой для очередного умозаключения; «Если В, то С», и потому обладает собственной сущностью. Дождевая вода не есть вода вообще, ибо её сущность уже отлична от сущности воды, хотя существование дождевой воды невозможно без существования собственно воды. С другой стороны, основанием сущности данной вещи есть не любая сущность, имеющая то же содержание и «простое отношение», а ближайшая к ней сущность, являющаяся в «простом отношении» «тотальностью», т.е. заключающая в себя положенность как целое. Например, из утверждения: «Если справедлив постулат Эвклида о параллельных прямых» вовсе не следует, что сумма углов треугольника будет равна 180°, ибо здесь пропущены связующие, промежуточные звенья, делающие такое умозаключение действительным.
Само по себе утверждение о непересекаемости параллельных прямых не есть основанием для вывода о сумме углов треугольника. Закрученная в будильнике пружина – ещё не основание того, чтобы двигались по циферблату стрелки.
Зададимся вопросом: имеет ли данная вещь одну сущность или несколько? Здесь надо первоначально разграничить процесс познания сущности и саму сущность. Естественно видеть, что при познании сущности той или иной вещи (вида, рода вещей) определение её сущности меняется, «углубляется», по определению В.И. Ленина. Так, на некотором этапе от понимания сущности химических реакций как взаимодействий между атомами веществ произошёл переход к пониманию их как взаимодействий внешних электронов и образующихся при этом ионов атомов. Но это не значит, что ранее сущность химических реакций была иной. Она оставалась одной и той же. Что значит познание более глубокой сущности чего-либо? По сути, это означает, что новое понятие сущности позволяет объяснить более обширный класс явлений одной и той же сущности. Следовательно, «Если присмотреться ближе к естественному способу исследования, то часто бросается в глаза что-то вроде стремления к некоторой, правда, недостижимой существенной дефиниции» (Бохенский С.М. Цит. по Войшвилло Е.К. Понятие как форма мышления. М., 1989. С. 130). Стремление в гносеологическом плане представить сущность вещи единственной, объясняющей все её явления, есть воплощение идеи о её целостности, как индивидуальности (именно этой вещи свойственна именно эта сущность, которая и делает её именно этой). Недаром Бранский В.П. определил сущность как единство общего и специфического, как одно. Но его определение имеет и существенный недостаток, ибо само по себе не может быть основой для разграничения сущности и явления, понимаемого тем же Бранским В.П. как отдельное, которое, в свою очередь, есть единство единичного и сходного (Бранский В.П. Там же. С. 115). Из определения Бранским В.П. явления как отдельного, как единства (т.е., по большому счёту, тождественного сущности) вытекает следующее. Поскольку явление всегда конкретно и, в то же время, есть явлением той же сущности в своей специфике, диктуемой внешней средой, явление есть тоже сущность, а, учитывая многообразие явлений одной и той же сущности, сущность явления выступает как часть сущности, с чем я не могу согласиться. Так, например, человек реализует свою сущность во множестве явлений (в общении, труде, чувственности). Каждое явление его сущности специфично и, в то же время, едино с его тотальным воплощением своего Я, определяющего характер специфичности его явления, но явление – не его сущность, хотя определение сущности Бранским В. П. позволяет рассматривать явление как ту же сущность). Анализируя весь обозначенный им спектр предполагаемых современными философами определений сущности, Бранский В.П. пишет: «Ближе всего к истине стоят 6-е и 7-е определения» (Бранский В.П. Там же. С. 136), причём отвергает 6-е, исходя из того, что под «внутренними» связями и отношениями можно понимать как связи в самом явлении, так и в сущности. Но само явление, безусловно, должно иметь и собственные внутренние связи, обуславливающие его специфичность или собственную сущность, отличную от сущности, по отношению к которой оно есть только явление, поэтому его аргумент следует признать недействительным. Меня, правда, тоже не устраивает 6-е определение по двум причинам. Во-первых, оно говорит, скорее о структуре сущности, чем определяет сущность. Во-вторых, поскольку именно сущность – основа индивидуальности и самополагания вещи («специфического»), она не определяется через отношения. Но 6-е определение, всё же, действительно, на мой взгляд, ближе всего к истине. Во-первых, понятие «система» необходимо включает в своё содержание понятие «связь». Иначе выражение «система связей» и вообще «система чего-то» ещё ничего бы не говорило о целостной индивидуальности вещи, т.е. о том, что мы хотим выразить через понятие «сущность». А сущность так или иначе служит связующим элементом между всем специфическим в вещи. Поэтому я, исходя из понятия одной сущности, свойственной вещи, предлагаю рассматривать сущность не как систему внутренних связей и отношений, а как связь чего-либо, обуславливающую его индивидуальность. Во-вторых, как я уже говорил, сущность не может быть связью отношений, так как, прежде всего (непосредственно), специфика вещи определяется не отношениями, а свойствами. Таким образом, трансформация 6-го определения сущности приводит к тому, что сущность следует определить как связь свойств.
Правильность данного определения, на мой взгляд, заключается в том, что сущность, как связь, уже есть сама по себе неким внутренним, не поддающимся прямому наблюдению (она являет себя только в отношениях) и есть тем основанием, которое, как собственное основание, образует целостность индивидуальности любого объекта действительности. Взять, к примеру, ту же молекулу белка. Можно сказать о ней, что она есть системой связей пептидных звеньев друг с другом. Но является ли каждая индивидуальная связь между любыми двумя пептидными звеньями отдельной независимой связью для белка в целом, в его существовании как белка? Нет. На неё влияют и соседние связи. Тогда, может быть, всё множество связей полипептида, взаимозависимых, упорядоченных, но самостоятельных друг относительно друга, является связью белка в целом? Нет. Белок действителен как белок лишь в том случае, когда система остатков аминокислот выступает как единое целое в своих специфических отношениях с другими целостностями, когда множество связей пептидов в белке являет себя единой связью.
Налицо близость понятий части и целого, определяемых мной через понятие связи, и сущности, определяемой мной предварительно (исходя из бытующих на сегодняшний день её дефиниций) тоже через связь. Поэтому нужно чётче разделить их.
Данное мною предварительное определение сущности имеет некоторые недостатки, которые в целом, можно выразить словом «метафизическое», ибо оно полагает неизменность сущности, с одной стороны, и отрицает сущность как нечто внешнее, являющееся вовне (сущность может «светиться») – с другой. В применении же к дефиниции противоположностей как частей сущности, сущность, понимаемая как связь, делает оную невозможной (Ср.: «Противоположности, как части связи свойств чего-либо»), так как связь сама по себе неделима. Ведь ещё Шеллинг Ф. писал: «Однако связь не могла бы оставаться в множестве единой, т.е. сама не стать множеством, если бы она и в этом своём единстве в множестве, и именно поэтому и в единичном не была бы целым. Поэтому единство связи требует её сплошной целостности и не может быть мыслимо без неё.
Таким образом, единство в целостности и целостность в единстве составляют изначальную и не допускающую никакого разделения или расторжения сущность связи» (Шеллинг Ф. Соч. в 2 т. М., 1989. С. 37).
Но связь, несмотря на её неделимость, мыслима только как процесс взаимодействия, положенный в реальности как единство отталкивания (взаимоисключения) и притяжения (взаимополагания). Таким образом, связь неделимая в отношении, делима в существовании. Т.е. со стороны связь есть общее отношение к чему-то, и есть всегда одна сущность относящегося, но в себе она есть необходимо существование (связь – как обмен энергией, массой, информацией). Противоположности же, как части одной сущности, есть явление существования самой этой связи отношений индивидуальности вещи. Действительно, сущность – это не суть что-то застывшее, раз и навсегда данное. Ей свойственно изменение, ближайшей иллюстрацией чему может служить сущность человека, когда о нём говорят: «Он изменился, стал в сущности другим человеком», хотя телесно – он тот же самый. Сущность, как связь, изменчива. Атом, реагируя с другим атомом и образуя в ходе реакции молекулу, остаётся, собственно, тем же атомом, что и до реакции. Сущность его осталась той же, но изменилась: перестроились электронные облака, обобщились внешние электроны, изменилась связь. Т.е атом как бы перешёл в иную ипостась своего существования.
Этот факт существования связи как сущности, усмотрел ещё Аристотель, заметив, что единственное отличие сущности (собственный признак) заключено в том, что в ней совмещены в возможностном плане противоположности, т.е. сущность может изменяться в рамках изменения противоположностей в ней.
Подобное определение сущности как существования (связи свойств) можно обосновать и тем, что любое понятие должно определяться через понятие, объём которого включает в себя объём определяемого понятия целиком (т.е. понятие «существование» включает в себя понятие «сущность»). Действительно, понятие «сущность» не есть само по себе понятие «связь». Подобное замещение одного понятия другим было бы искусственным, внешним, в то время как замещение понятия «сущность» понятием «существование», включающим в себя не только процесс вечного самополагания вещи как того, что оно есть, но и процесс её вечного изменения, бытия, есть имманентный, естественный способ выражения себя через своё же другое.
Но тогда возникает вопрос: почему же сущность есть существование именно связи свойств, а не просто – существование? Поскольку мы выражаем понятие с меньшим объёмом через понятие с большим объёмом, первое должно иметь и свой отличительный признак, позволяющий выделить его содержание из общего содержания понятия с большим объёмом. Таким отличительным признаком у меня выступает понятие «связь». Но почему именно связь является отличительным признаком сущности? Потому что именно она (т.е. связь) определяет природу существования любой вещи, является основой её целостности, которую она (т.е. вещь) являет как единство многообразных отношений с другими вещами. Благодаря связи, собственно, и существует любая вещь, а значит, и любая сущность. По наличии связи мы можем говорить и о сущности. Следовательно связь есть неотъемлемым признаком самой сущности. Именно поэтому я определяю сущность как существование связи…
Но полученное мной определение сущности как существования связи свойств – лишь абстрактное понятие сущности – сущности вообще. Нас же в процессе познания интересует всякий раз конкретная сущность, сущность индивидуальности. Для определения конкретной сущности необходимо каждый раз определять границы этой конкретной сущности, границы существования связи (а значит, и противоположностей, как частей этой конкретной сущности). Ф. Энгельс писал: «Истина и заблуждение, подобно всем логическим категориям, движущимся в полярных противоположностях, имеют абсолютное значение только в пределах чрезвычайно ограниченной области... Как только мы станем применять противоположность истины и заблуждения вне границ вышеуказанной узкой области, то эта противоположность сделается относительной и , следовательно, негодной для научного способа выражений. А если мы попытаемся применять эту противоположность вне пределов указанной области, как абсолютную, то мы уже совсем потерпим фиаско: оба полюса противоположности превратятся каждый в свою противоположность, т.е. истина станет заблуждением, заблуждение – истиной» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд. Т. 20 С. 92). Что является границами этой «узкой области»? Для этого определимся сначала с противоположностью сущности, так как границы противоположения, а значит, и сущности, необходимо искать в диалектике существования противоположностей. Сущности как чему-то постоянному, традиционно противопоставляется явление, как нечто недолговечное, преходящее. Кроме того, действительно, о существовании чего-либо мы узнаём посредством явления этого «нечто» нам самим. Т.е. поскольку нечто, которое никогда ни при каких обстоятельствах не являет себя миру – не существует, то естественно рассматривать явление тоже как существование объекта.
Что же касается противоположения явления сущности… Вспомним: то, что являет себя при определённых обстоятельствах незначительно, есть несущественным, и наоборот. Мы говорим: «Этим явлением в условиях данного опыта можно пренебречь», - т.е. явление – это не существенное, не сущность. Но быть не сущностью – не значит – быть противоположным сущности даже определяясь через одно общее. Противоположности, как таковые, определяются через наибольшее различие специфического. Поэтому, если специфическим в определении сущности выступает понятие связи, то явление будет противоположным сущности только если его специфическим признаком выступит нечто противоположное связи. Возникает вопрос: что противоположно связи? Чтобы было понятней, оговорюсь сразу: под явлением я понимаю существование меры свойств. Т.е., другими словами, связи я противопоставляю меру. Что есть мера – я подробно останавливался в своей работе о натурфилософии. Резюме: мера – природа основания отношений. Поэтому буду краток. Связь – тоже природа основания. Основания – потому, что образование связи и есть последнее основание появления конкретной вещи, определяемой этой связью. Природа основания – потому, что этой связью, как я написал выше, появившаяся вещь и определяется, так сказать, в физическом смысле. Противоположение же между мерой и связью заключена в отношениях и свойствах, ибо связь – это природа основания не отношений, а свойств. Не буду уходить в дурную бесконечность определений, а просто обосную понимание явления, как существования меры свойств. Т.е я считаю, что явление есть так же, как сущность, существованием, причём, оно (явление) необходимо существует как мера, ибо мы меряем явлением существование любого объекта. Что мы имеем ввиду, когда говорим: «Серная кислота является более сильной кислотой, чем уксусная?». Мы имеем ввиду то, что явление свойства кислотности у серной кислоты больше, чем у уксусной. Т.е. серная кислота существенно более кислота, чем уксусная. А что мы имеем ввиду, когда говорим: «Едкий натр не является кислотой?» То, что кислотность – не есть мера для едкого натра, а значит едкий натр не есть, т.е. не существует как кислота. А как мы узнаём, что серная кислота есть кислота? По явлению свойства кислотности в существовании серной кислоты, мера которой есть в данном случае свойство кислотности. Эта мера позволяет определять – является или не является данное вещество кислотой.
И в то же время, мера не есть связь. При измерении одного другим связь между ними отсутствует. При измерении важна соразмерность одного другому. Когда связано одно с другим, измерять их посредством друг через друга нельзя. Так, метром мы меряем комнату, но между длиной комнаты и длиной метра нет иной связи, кроме соразмерности. В то же время, измеряющее и измеряемое должны существовать, являться как друг другу, так и третьему. Поэтому, мера длины, которой, в данном случае, является метр, обладает собственной сущностью и, возможно, сама изменяется, существует, если верна гипотеза Поля Дирака и универсальные постоянные суть переменны. Поэтому-то мы и считаем явление – суть существование меры свойств чего-либо, где понятие меры есть отличительный признак явления как существования. Причём, не просто отличительный, а противополагающий понятия явления и сущности.
Выше я уже показал, что понятия меры и связи взаимоисключают друг друга, но они также и взаимообуславливают друг друга. Связь ограничивает связуемые, кладёт им границы в целом, тем самым обозначая, что мы будем измерять, разделяя измеряемое и меру. Иначе не будет никакого измерения. Например:
-Придумала! – закричала мартышка.- Я знаю, как измерить твой рост.
-Как?
-Нужно сложиться пополам. Складывайся.
Удав сложился пополам.
-Так!- сказала мартышка. Складывайся ещё раз.
Удав сложился вчетверо. Мартышка обошла вокруг него и задумалась.
-Ну?! – спросил удав с нетерпением.
-Сейчас, сейчас…- сказала мартышка.- Всё ясно! Твой рост будет две твоих половины или четыре половины половин.
-Две половины… четыре… половин…- попытался разобраться удав, но так и не разобрался.
-Нет,- сказал он.- Так не получится!
-Почему не получится?
-Потому что меня половинами мерить нельзя!
-Почему нельзя?
-Потому что я целый! – закричал удав. (Г. Остер. 38 попугаев. М., 1881. С. 19).
Очевидно, что без разделения на измеряемое и меру, без существования двух соизмеримых связей, невозможно измерение в принципе.
Мера, в свою очередь, полагает или разрушает связь, что ярко иллюстрируется работой ферментов, «измеряющих» различные субстраты в поисках своих специфических, чтобы образовать или разрушить между ними химическую связь.
Мера и связь взаимопроникают друг в друга. Например, мерой силы кислот является отношение количества продиссоциировавших молекул кислот в растворе к непродиссоциировавшим. Т.е., в данном случае мерой будет не мера сольватированных ионов водорода или ионов остатков кислот, а связь между их количествами. Или мерой может быть связь между свойствами какого-либо объекта действительности, которая ограничивает их проявления другими свойствами и т.д.
Итак, по своему определению (явление – существование меры свойств) явление противоположно сущности.
Гегель дал два определения явления, а именно:
1) «имеющее своё основание не в самом себе, а в некоем другом…»;
2) «…есть отношение, в котором одно и то же содержание есть развитая форма, внешность и противоположность самостоятельных существований и их тождественное отношение, и только в этом тождественном отношении различные и суть то, что они суть» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т.1. С. 295, 300). Своего развития явление достигает в как положенность в действительности (См. Гегель Г.В.Ф. Там же. С. 313).
Первое определение Гегеля можно проиллюстрировать так. В 1781 г. Ф.В. Гершель открыл при помощи телескопа неизвестную ранее планету, названную Ураном. Изучение движения планеты Уран путём наблюдений обнаружило отклонение от предсказаний на основе закона Ньютона. Отсюда (наряду с другими объяснениями) был сделан вывод, что существует ещё одна, неизвестная тогда планета, которая и вносит возмущения в движение Урана по орбите (планета Нептун). Этот случай я считаю классическим примером, когда благодаря явлению, была открыта сама планета. Явлением планеты Нептун послужило отклонение от естественного движения планеты Уран. Причина необъяснимых возмущений движения Урана лежала вне его естественного существования и заключалась в существовании Нептуна. Нептун явил своё существование в другом, в существовании Урана. Т.е., словами Гегеля, в данном случае явление (возмущение в движении Урана) имело «своё основание не в себе самом» (т.е. не в Уране, не в его движении и, даже не в возмущении движения Урана по его орбите), а в другом: в факте существования другой планеты – Нептуна.
Такое явление одной планеты другой служит мерой свойства планеты Нептун притягивать или воздействовать на движение Урана, но ещё не есть связью между ними, ибо в данном случае ничего не говорит о их совместном существовании как одного целого (или как о частях одного целого). Аналогично и в химии. Сама по себе способность легче отдавать или принимать электрон ещё не есть связь. Конкретно же, отдавая свой электрон атому хлора, атом натрия являет свою металличность, мерой которой служит степень поляризации образующейся при этом молекулы поваренной соли. Атом натрия всего лишь являет себя атому хлора как металл (он, в принципе, может явить себя как металл, и пропуская электрический ток, но это не значит, что в нём появляется связь).
Смысл второго гегелевского определения заключается в следующем. Я уже затрагивал в связи с анализом понятия сущности вопрос о том, имеет ли явление свою собственную сущность. Действительно, развиваясь, явление не остаётся всего лишь явлением, что, собственно, мы наблюдаем в окружающей нас природе. Так, явление одной планеты другой, выражающееся в возмущении естественного движения этой другой планеты. Это явление приобретает собственную сущность в приливном трении недр планет, ведущем к синхронизации их собственного вращения и вращения по орбите, т.е. к образованию и существованию связи в самом явлении. То же самое, но более непосредственно можно наблюдать и в примере с атомами натрия и хлора. Явление хлору натрия в образе электрона приводит к обобществлению этого электрона, к образованию связи, между этими атомами посредством этого электрона. И хлор и натрий в кристалле поваренной соли остаются хлором и натрием, но их явление друг другу есть, в свою очередь, существование связи между ними, которую можно обозначить как меру отношения одного к другому. Существование этой меры и есть явление натрия и хлора друг к другу в кристалле поваренной соли при воздействии на этот кристалл различных внешних факторов, т.е. собственная сущность, но уже не хлора и натрия, а поваренной соли, отличная от обеих сущностей реагирующих веществ. Таким образом, второе определение явления Гегеля относится к явлению, в своём развитии приобрётшему свою собственную сущность. И это – естественно, что Гегель дал именно два определения явления в его развитии. Если бы было только одно (первое) определение, то пришлось бы признать существование лишь единственной, первоначальной сущности (либо двух – как у Декарта). Остальной мир неживой природы от галактик до песчинки, и живой – от бактерии до человека – был бы только явлением первоначальной сущности, что невозможно. Поэтому любая сущность всегда есть в какой-то мере явлением предшествующей ей сущности, и в то же время, она сама являет себя, образуя другую сущность. Поскольку же я определил истинным основанием основание, как ближайшую к данной сущности сущность, оснований или границ данной сущности будет две:
1. Граница по основанию сущности (или, по Гегелю, «сущей сущности»), которая ограничивает искомую сущность как явление «сущей сущности», имеющее необходимо то же содержание, что и сама «сущая сущность».
2. Границу по основанию явления, которая ограничивает искомую сущность, как собственное явление, имеющее свою собственную сущность и частично выходящее за границы содержания «сущей сущности» собственное содержание.
Т.е., если в первом случае «явление не показывает ничего такого, чего не было бы в сущности, и в сущности нет ничего такого, что не являлось бы» (Гегель Г.В.Ф. Там же. Т. 1., С. 307), то во втором, оставаясь всё той же тотальностью содержания «сущей сущности», яв

[Странник]

Да уж..., кажется, дай волю Павлу, он с удовольствием соорудит мозаику логических построений длинною в жизнь.
Но если говорить о противоположностях,то видимо необходимо уделять внимание не только поясняющему контексту,но и противоположному,обобщающему контексту. Но это не упрёк,а просто дополнение к интересному,с моей точки зрения,тексту Павла.
Пробежав поверхностно по тексту,заострил своё внимание на Марксовом,что противоположности представляют собой дифференцированную сущность. Сразу возник вопрос, а почему только "дифференцированную" , а не и "интегрированную" тоже? Возможно "интеграция" для него(Маркса) оказалась менее понятной или вообще не понятной стезёй рассмотрения существования противоположностей.

[Царёв Павел]

Страннику! Вы: «Да уж..., кажется, дай волю Павлу, он с удовольствием соорудит мозаику логических построений длинною в жизнь». Виноват… Просто так – по жизни… Она – хрупкая и ЛИЧНОСТНАЯ… Поэтому и САМОзаковывается в «броню» логики (надличностного, интерсубъективного) – «пластина к пластине»… Философия, на мой взгляд, череда рефлексий («взломов» собственной логики)…даже не над смыслом, потому как смысл – это РЕЗУЛЬТАТ (то бишь – состояние), а над САМИМ мышлением ЧТО БЫ кто не вкладывал в это понятие, ибо оно суть не состояние, а ПРОЦЕСС – процесс НАРАЩИВАНИЯ мышлением самого себя…
Вы «смотрите в корень», как говорится: «Сразу возник вопрос, а почему только "дифференцированную" , а не и "интегрированную" тоже?».
Во-первых, я не мог «обойти» тему противоположностей по двум причинам. Первая – очевидная: логика противоположений (на которой я хочу здесь и сконцентрировать своё внимание). Во-вторых, как ни странно, философия абсурда – «источник» - один…
Тема «Противоположности и сущность» суть ЧАСТЬ труда по логике противоположений (как и тема: «Закон тождества»), в котором я пытался СНАЧАЛА РАЗДЕЛИТЬ, а потом (в будущем) ОБЪЕДИНИТЬ формальную и диалектическую логики. Вы СРАЗУ затронули вопрос «объединения»… Ну, что ж… Кто бы возражал против «синтеза»?.. Вот возьмём мою СЛЕДУЮЩУЮ главу… Прошу обратить внимание НЕ ТОЛЬКО на то, что я не возражаю ПРОТИВ синтеза, но и НА РЕЗУЛЬТАТЫ дифференциации… А потом посмотрите мои комментарии. Итак:

О двух законах диалектики.

Моя задача в этой части работы – установить, насколько точно и подробно диалектика описывает реальное существование (включая эволюцию) природных объектов, отражаемое современными естественнонаучными знаниями.
В МЛФ есть два основных закона, имеющих отношение к противоположностям: закон единства и «борьбы» противоположностей и закон отрицания отрицания. Первый утверждает развитие, как раздвоение единого на противоположности, которые развиваются в едином до противоречия. Именно в противоречии достигается:
- равенство противоположных сил: «Советы благодаря руководству мелкобуржуазных демократов уже бессильны, а буржуазия ещё недостаточно сильна, чтобы прямо разогнать их» (Ленин В.И. Полн. собр. соч. Т. 33. С. 13);
- и переход противоположностей одна в другую,-
что обуславливает разрешение противоречия.
Второй закон утверждает смену одной противоположности другой (тезиса на антитезис), а потом их синтез. Разбор и критика существующих сейчас точек зрения на «взаимодействие» двух законов существования противоположностей увели бы нас далеко в сторону, поэтому я просто выскажу своё понимание их взаимоотношений, соотнося это понимание, опять же, с современным естествознанием.
Итак, если рассуждать прямолинейно, то перед нами альтернатива:
1) либо противоположности возникают из единого одновременно;
2) либо сначала из единого «сущей сущности» возникает одна противоположность (тезис), которая содержит в себе «семя» своего отрицания. Далее эта противоположность переходит в другую противоположность (тезис), а потом по непонятному механизму две противоположности образуют СИНТЕЗ – новую сущность.
Чтобы иметь определённый пример развития противоположностей, обратим своё внимание для начала на историю. Я закончу свою мысль о трёх путях развития «азиатского способа производства». Без сомнения, они все имеют свои корни в «сущей сущности» - развитом первобытнообщинном хозяйстве. Два из них, опять же, без сомнения, противоположны – путь, ведущий к подавляющему преобладанию государственного экономического сектора в стране (древнеегипетский), и возникший позже путь, который вёл к преобладанию общинно-частного экономического сектора в стране (миттанийский, ахейский и др.). Месопотамию, Хеттскую державу можно отнести к промежуточному пути. Таким образом, в моём историческом примере противоположение государственного и частнообщинного экономических секторов, главным образом, как отрицание одного другим, было неравным как в Древнем Египте, так и в Шумере, первыми вставших на путь прогресса общества, и, соответственно, положим, в Ахейском союзе.
Причины преобладания государственного сектора в Древнем Египте и Шумере (как считают историки) имеют внешнюю природу: необходимость больших общественных работ и способность, благодаря орошению и удобрению почв илом прокормить вдоль русел рек большое (относительно) количество людей и т.д. Но, если Шумер был пересечён отдельными самостоятельными руслами Евфрата, от которых можно было отводить многочисленные независимые магистральные каналы, и в нём не только создавались, но долго сохранялись и после кратковременных объединений вновь возрождались мелкие «номовые» государства, то весь Верхний Египет вытянут узкой лентой вдоль единой водной магистрали – Нила…
«По-видимому, из-за того, что номы Верхнего Египта примыкали цепочкой друг к другу, стиснутые между Нилом и пустыней, политические группировки, которые давали бы возможность, используя многостороннюю борьбу и соперничество соседей, обеспечивать отдельным номам с их самоуправлением достаточную независимость, здесь были неосуществимы» (История древнего мира… Там же. Т. 1. 1983. С. 41).
Культуре же типа Ахейской не было нужды в создании и поддержании трудоёмких и обширных ирригационно-мелиорационных систем (хотя для получения прибавочного продукта ей был необходим более высокий технологический уровень обработки земли). Поэтому храмы и вождь-жрец играли в ней несравненно меньшую роль.
При этом необходимо отметить, что даже в Египте Древнего царства частно-общинный сектор не исчезал совсем. Противоположение частно-общинного и государственного экономических секторов, а значит, и взаимодействие между ними, сохранялось, несмотря на явную атрофию одной из противоположностей. Но как раз, благодаря этой атрофии, общество, государство в целом приобретало черты той или иной противоположности. В Месопотамии, как месте, где параллельно сосуществовали сопоставимые друг с другом эти два сектора, наиболее ярко прослеживаются колебания в противостоянии этих двух секторов на протяжении всей истории Древнего мира: от городов-государств Шумера до III династии Ура, от начала старовавилонского периода до государства Хаммурапи…
Но и в Древнем Египте можно увидеть следы этой борьбы в развале государства пирамид (Древнего царства), и в возрождении Нового царства.
Данный исторический пример показывает, что:
1) противоположности, действительно, возникают одновременно;
2) соотношение их различно на разных этапах развития общества;
3) время от времени противоположности приближаются к их равенству по интенсивности и это приводит к кризису государства;
4) частнообщинный сектор более прогрессивный (как показывает история), но вначале преобладание получает государственный; лишь с дальнейшим развитием общества частнообщинный сектор всё более и более отвоёвывает свои позиции.
Чем же закончился этот этап истории общества? «Азиатский способ производства» сменился рабовладельческим. Рабы, безусловно, существовавшее ранее, стали на этом этапе если не основной, то значительной частью производящего хозяйства. Более того, они начали представлять существенную долю купли-продажи.
В химии, согласно принципу Ла-Шателье, равновесие прямой и обратной реакций смещается под действием ВНЕШНИХ факторов (давления, температуры) в ту или иную сторону, повышая или понижая концентрации реагирующих (а значит, противоположных по химическим свойствам) веществ.
В мире живого: «В организме, как известно, - пишет Афанасьев В.Г. (Афанасьев В.Г. Мир живого: системность, эволюция и управление. М., 1986. С. 98),- имеет место определённое равновесие между его частями, органами. Если это равновесие в силу тех или иных причин нарушается, происходит соответствующее смещение частей: чрезмерное развитие одной части осуществляется за счёт других и, наоборот, недоразвитие одной вызывает «сверхразвитие» других». И это касается не только механизма компенсации, но и гипертрофии одной из противоположностей.
Можно утверждать, что:
1) равновесие противоположностей – явление временное, хотя они и стремятся пребывать в этом состоянии САМИ ПО СЕБЕ;
2) противоположности возникают одновременно, но вследствие условий внешней среды одна из них, обычно, получает импульс развития и преобладает над другой;
3) со временем вторая (лимитированная) противоположность набирает силу;
4) процесс уравновешивания противоположностей имеет, в общем-то, неравномерный (иногда даже периодический) характер;
5) со временем противоположность, бывшая лимитированной, может стать доминирующей, но, возможно, что «борьба противоположностей» приведёт к противоречию;
6) противоречие может привести к разрушению объекта;
в) к возвращению к старому состоянию (возможно – к регрессу);
г) к смене объектом старой формы существования на новую (как СИНТЕЗ противоположностей или – снятие противоположения связью)..
Таким образом, я считаю, что закон единства и «борьбы» противоположностей – основополагающий закон диалектики, а закон отрицания отрицания скорее относится к способу рассуждений, хотя и имеет аналогию в природе в качестве частного варианта существования (развития) объектов.

Комментарии.

Да, действительно, на мой взгляд, Гегель сосредоточил своё внимание на «стержне» развития… Но есть ли ОДИН «стержень» эволюции, или наше сознание «вычерчивает» его «по свершившемуся факту»? Я уже писал, что законы природы – некоего рода «законы груды свалившихся с горы камней»… Вроде бы они ЕСТЬ. Но «сложились» именно в «такую груду» СЛУЧАЙНО… Вот представьте себе, подходит гипотетический учёный к такой «груде камней» и начинает изучать её с точки зрения каузальности: «Тут всё понятно – этот камень раскололся потому-то, потому-то… Куча не разваливается потому-то потому-то…» и т.д.. Другой гипотетический учёный подходит к ДРУГОЙ куче и ТАКЖЕ объясняет её строение и существование строго каузально (обоим САМА гора видится, соответственно в «отдалённой перспективе»). Допустим, эти два учёных встречаются, начинают спорить о справедливости «своих каузальностей» и возникает понятие СТОХАСТИЧНОСТИ… Разрабатывается обобщающая КАУЗАЛЬНАЯ «теория куч»… При этом СОХРАНЯЕТСЯ каузальность, а вот то, что эта каузальность «построена» на стохастичности «забывается», «замыливается» - мол, «потом посчитаем – дело техники и мощности компьютера…»… Ну, а далее, например, оказывается, что стохастичность, «построенная» на понятии распределения флуктуаций, уже «не работает ВЕЗДЕ», потому как «кое-где и порой» распределение самих флуктуаций теряет свою закономерность (флуктуации становятся равны по вероятности ОСНОВНОМУ состоянию и т.д.)… Ладно – не об этом. Здесь МОЁ представление о закономерности и случайности играет роль лишь для понимания МНОЖЕСТВЕННОСТИ «параллельных» законов и «стержней» развития.
Смотрите, как в формальной логике: так или иначе (либо НЕДОКАЗУЕМЫМ в истинности методом ИНДУКЦИИ, либо умозрительным конструированием) формируется ОБЩЕЕ понятие, имеющее своим объёмом группу конкретных понятий (в перспективе: понятия сущего, бытия, субстанции, материи Ничто и Бога) содержащее потенциально в себе ВСЕ понятия о «мироздании и своём месте в нём»… У Гегеля же «ЕДИНСТВЕННЫЙ стержень» развития «выдерживается» следующим образом: ВСЁ во множестве также возникает из ОДНОГО за счёт «роста его объёма» в развитии ДО ПРОТИВОПОЛОЖНЫХ моментов. При этом эксплицитно понимается, что МЕЖДУ противоположностями вмещается ВСЁ ВОЗМОЖНОЕ содержание. Далее противоположности по необходимости начинают ПРОТИВОРЕЧИТЬ друг другу (до взаимоотрицания) и потому образуют «два в одном» - две части, СТРЕМЯЩИЕСЯ каждая стать целым. Но стать целым они НЕ МОГУТ, по принципу «ЕДИНСТВА мира». Поэтому, взаимодействуя друг с другом, они образуют НОВОЕ единое содержание (синтез), которое, однако, НЕ ЕСТЬ старым содержанием («снято»), но ТАКЖЕ, как и «старое» - ВСЕОБЪЕМЛЮЩЕ. Череда дифференциации тождественного содержания «множества различного», а потом его «укрупнение» в две противоположности с дальнейшим синтезом у Гегеля и есть ЕДИНСТВЕННЫМ стержнем развития ВСЕГО существующего в тотальности… В чём здесь, на мой взгляд, ОГРАНИЧЕННОСТЬ такового подхода к развитию?.. С точки зрения Гегеля (?) ТОТАЛЬНОСТЬ развития СОХРАНЯЕТСЯ благодаря тому, что «снятая» сущая сущность «ВКЛЮЧАЕТСЯ», как «снятая», вместе со своим содержанием в синтез БЕЗ ОСТАТКА… Однако, давайте попробуем сосредоточить своё внимание на СТРЕМЛЕНИИ той или иной противоположности к образованию СОБСТВЕННОЙ сущности (в противоречии). Тогда окажется, что КАЖДАЯ из «созревающих» в лоне «общего» противоположностей склонна К СОБСТВЕННОЙ дифференциации на противоположности В САМОЙ СЕБЕ. А возникшие в ней противоположности, в СВОЮ ОЧЕРЕДЬ склонны дифференцироваться на СВОИ противоположности (под воздействием «внешней среды» ДРУГИХ противоположностей) и т.д. (с дальнейшим «синтезом»). К чему это ведёт, к примеру, – видно из истории: «вассал моего вассала – НЕ МОЙ вассал»…
Хорошо, возьмём другой пример: логический квадрат. Конечно, пример из формальной логики, в общем, некорректен, если не один нюанс. А именно: ЕСЛИ контрарные (противные) суждения (обще- (-отрицательное и –положительное)) могут быть либо одно – ложно, а другое – истинно, либо оба – ложны, то их ПОДЧИНЁННЫЕ (частные - «некоторые») могут быть ОДНОВРЕМЕННО истинными («некоторые металлы – твёрдые», «некоторые металлы – жидкие»). Т.е. здесь НАЛИЦО самостоятельность «подчинённых» суждений по отношению к истинности от основных («тотальных»)…
Ну, если уж совсем проще, то в природе выполняется христианская заповедь: «пусть левая рука твоя не знает, что делает правая…»… А это, действительно, бывает… Ну вот, разбросала судьба во младенчестве близнецов и встретились они чужими людьми вплоть до враждебности: «и пошёл тогда брат на брата…»…. А их дети?.. А дети их детей?.. Семья – одно целое?.. А по ходу жизни распадается на множество семей, зачастую даже не знающих в третьем – четвёртом «колене» друг о друге…
Следовательно, Гегелевская диалектика – ограничена (почему – только дифференциация и синтез? А распад «на составляющие», причём, ест-но, жизнеспособные?). Я так думаю. А поскольку – ограничена, нужно определить её границы и способы их преодоления…

С уважением. Павел.