возможно, Г. здесь под "восприятием" имеет в виду именно это. но я до конца не уверен (из-за плохого знания текстов).
а "косящий разум" у Ницше это что?

Сообщение отредактировал Tugodum - May 21 2005, 05:19 PM

Уважаемый Tugodum, понимать текст проще, не обращая внимание на собственный сознательный толковый словарь, а стремится понять так, как это прочувствовал автор в момент описания своих образов, поэтому если Вы слышите "пронзительно яркий" то понимать нужно как так как прочувствован был свет, а не слова которые имеют другие термины.

Третье исследование произвело на меня ощущение достаточно родственное со вторым. Был ряд моментов, на которых хотелось бы остановиться особо (в частности проблема различения аналитического и синтетического априори в связи с Кантом), но эти моменты вынуждают меня браться по поводу Гуссерля за некое «письмо», которое, пожалуй, легко и быстро написать не получиться. Поэтому тут остановлюсь только на нескольких общих и поверхностных замечаниях.
Прежде всего, меня заинтересовал вопрос о важности того учения, что выдвигает Гуссерль относительно отношения между частью и целым; вернее даже вопрос о том насколько важным и значимым способно оказаться это учение в наше время. Кажется, что Гуссерль, выдвигая свои законы и теоремы (по теории чистых форм, например) претендовал на то, что в истории мышления они сыграют не меньшую роль, чем законы Ньютона для технической механики, но, увы: «нам не дано предугадать, как наше слово отзовется». Законы технической механики вошли в нашу теоретическую и практическую жизнь с всепроникающей мощью тотальной идеологии мировоззрения, а вот Гуссерля как-то недооценили.
Все же Хайдеггер был совершенно прав, когда писал, что для современной эпохи имеет значение только наращивание технической власти над сущим, которое давно уже происходит без всякого мысленного обращения к осмыслению как самой этой власти, так и самого этого сущего. Гуссерль что-то осмыслить все же попытался. В его третьем исследовании сказываться некое, чуть ли не аристотелевское, спрашивание об обстоятельствах первозданного видения и истолкования мира. ( Где-то натыкался на интересное рассуждение о связи учения Аристотеля с философией Брентано, а через него и с феноменологией Гуссерля, но, за давностью лет не помню подробностей.) Но подобное видение уже где-то со времен Ф. Бэкона (разгромившего, скажем, аристотелевское учение о причинности) не играет в нашей жизни никакой роли. Даже сто лет назад, когда размышления Беркли, Юма, Локка еще указывали на какие-то актуальные теоретические проблемы познания ( а Гуссерль как раз и застал достаточно проблематичную с «познанием» ситуацию, хотя бы в одних только кругах немецкой академической среды), то есть, когда эти размышления еще не выродились и не осели своими последствиями для мышления в некие всеобъясняющие стереотипы естественно- психологической «картины мира», гуссерлевское феноменологическое выступление еще имело шанс на то, чтобы попасть в ногу со временем. Сегодня дело выглядит иначе.
Однако. Когда между работой человеческого мозга (пагубная эквивокация отождествляет эту работу с опытом сознания) и принципами действия некого (пока еще не созданного, но теоретически обсуждаемого) кибернетического устройства проводятся не то что (якобы «продуктивные» для развития психологии как современной науки) параллели, а чуть ли не ставится знак равенства – ждать подтверждения слов Гуссерля: «Духовная нужда нашего времени стала поистине нестерпима» остается не долго. Быть может только в состоянии подобной нужды относительно вопроса о фундаментальности самой феноменологии и можно будет фразой того же Гуссерля сказать: «На этом вопросе должны разделиться умы и пути».
К сожалению, я пока мало готов к тому, чтобы рискнуть докопаться до логического фундамента третьего исследования (мне лично тут наиболее интересен темпоральный аспект целостности восприятия) – интеллектуальный штиль какой-то в голове наметился – но, в общем, почитать было интересно.

Сообщение отредактировал Алексей Воробьев - May 23 2005, 08:52 PM

3-е исследование (еще недочитанное мной до конца) показалось мне одним из самых феноменологичных гуссерлевских текстов. Алексей Воробьев проникновенно указал на причину такого эффекта: живое, свободное от конструирования и все-таки стремящееся к строгости описание чувственного опыта. Не знаю, насколько это близко к Аристотелю, тот, по-моему, гораздо более теоретичен.

Мне особенно бросилось в глаза знакомство, и даже укорененность Гуссерля в психологии последних десятилетий 19 в., а также то, что наследование этой традиции сочетается с математическим порядком мысли. По большому счету, это ведь применение математики к психологии, попытка вскрыть в психологическом описании математические закономерности!

Ну а Вы-то, как считаете: можно ли рассматривать цвет и протяженность в качестве ЧАСТЕЙ, пусть и "несамостоятельных", вещного единства? Не идет ли попытка определить их таким образом слишком далеко в стремлении приблизиться, так сказать, к самой "глади" вещей, разложить неразложимое, хотя и различное? Не является ли старое понятие качеств более онтологичным, более удовлетворяющим ускользающему единству структуры вещи?

To Tugodum: "Косящего разума" у самого Ницше я не встречал, слышал когда-то от А.Б. Толстова, преподавателя с филос. фак. МГУ. Постараюсь в ближайшее время спросить еще раз

Условия, при которых меня можно понимать,- а тогда уж понимать с
неизбежностью,- мне они известны досконально, доподлинно. Необходима в
делах духа честность и неподкупность, и необходимо закалиться в них,- иначе
не выдержишь суровый накал моей страсти. Нужно свыкнуться с жизнью на
вершинах гор,- чтобы глубоко под тобой разносилась жалкая болтовня о
политике, об эгоизме народов. Нужно сделаться равнодушным и не задаваться
вопросом о том, есть ли польза от истины, не окажется ли она роковой для
тебя... Нужно, как то свойственно сильному, отдавать предпочтение вопросам,
которые в наши дни никто не осмеливается ставить, необходимо мужество,
чтобы вступать в область запретного; необходима предопределенность - к
тому, чтобы существовать в лабиринте.

Вот кто мои читатели, читатели настоящие, читатели согласно
предопределению; что проку от остальных?.. Остальные - всего лишь
человечество... Нужно превзойти человечество силой, высотой души -
превзойти его презрением...

НИЦШЕ

в 3-м Исследовании я почему-то ожидал найти рассмотрение ноэсиса и ноэмы как частей целого. но кажется, такого (естественного, казалось бы, для Г., каким мы его знаем) поворота темы там нет.
убедиться в этом более тщательно у меня, к сож., не будет в обозримом будущем возможности, т.к. мое временнОе "окно", образовавшееся было для чтения ЛИ, на неопределенный срок закрылось.
вынужден перейти в режим чисто пассивного "присутствия". утешаю себя тем, что, как известно из анекдота, от подсматривания в щелочку иногда можно получить даже больше удовольствия

Сообщение отредактировал Tugodum - May 25 2005, 02:15 AM

В последнее десятилетие в немецкой философии и психологии очень много разговоров о феноменологии. В предполагаемом согласии с "Логическими исследованиями'" феноменологию понимают как нижнюю ступеньку эмпирической психологии, как сферу "имманентных" описаний психических переживаний, которые - так разумеют тут имманентность - строго придерживаются рамок внутреннего опыта. От моих возражений против такого понимания,2 как видно, было мало проку, и прилагавшиеся рассуждения, четко обрисовывающие по меньшей мере некоторые из главных пунктов расхождения, не были поняты или были оставлены без внимания. Отсюда и вполне беспредметные - не улавливающие простого смысла изложенного мною возражения против моей критики психологического метода - критики, отнюдь не отрицавшей ценности современной психологии и не принижавшей экспериментальной работы, проделанной значительными учеными, но раскрывшей известные - радикальные в буквальном смысле слова - недочеты метода, от устранения каковых, на мой взгляд, всецело зависит то, поднимется ли психология на более высокую ступень науки, чрезвычайно расширив при этом поле своей деятельности. Еще будет случай остановиться на ненужных попытках защищать психологию от мнимых "нападок" с моей стороны. Сейчас я касаюсь этого спора, чтобы ввиду господствующих лжеистолкований со множеством вытекающих из них последствий с самого начала со всей остротой подчеркнуть, что чистая1 феноменология, к каковой мы в дальнейшем намерены проложить путь, - та самая феноменология, первый прорыв к которой произошел в "Логических исследованиях" и смысл которой все глубже и богаче раскрывался для меня в работах протекшего с тех пор десятилетия, - это не психология и что причисление ее к психологии исключается не какими-либо случайными разграничениями области и терминологически, но принципиальными основаниями.

Эдмунд Гуссерль
Идеи чистой феноменологии и феноменологической философии

Валерий, а Вы представляете себе, что такое трансцендентализм? В чем, например, отличие гуссерлевской трансцендентально-конститутивной феноменологии от только лишь усмотрения и раскрытия того факта, что мир увязан на субъективность (Weltbezug)?
В принципе, "психологическая" т.зр., не торопящаяся отбросить "естественную установку" в силу ее "наивности" вполне согласуется с констатацией и допущением подобной миро-увязанности.
Ср., напр., философию Мерло-Понти, поставившего под сомнение возможность редукции, но не отказавшегося от феноменологического принципа истолкования мира исходя из опыта только.

Как Вам, кстати, такая трактовка ЕУ: это естественный сон "сознания", а редукция является лишь методической радикализацией этого состояния
В редукции сознание бесповоротно погружается в всеохватный трансцендентальный тупик и уже неспособно вернуться к миру, который оно и в "ЕУ" не более чем сновидело. Сл-но, к подлинной ЕУ надо еще проснуться


Сообщение отредактировал alloff - May 26 2005, 06:16 AM

Уважаемый alloff, дело в том, что сознание человеческого существа, наиболее примечательное, нежели наука. Здесь проблема отнюдь не язык, то есть когда Вы говорите о трансцендентальном тупике, объясните тогда, как сфера запредельного, имеющая неограниченный опыт может войти в тупик? Постараюсь предположить самостоятельно, что если тупик и есть, то он на уровне мира. Я бы с удовольствием побеседовал на тему трансцендентализма, но хотел бы все-таки затрагивать новые и новые темы. Кстати мне было бы очень интересно узнать Ваше и только Ваше мнение, без привлечения цитат, и использования мнения других философов и не только.
Вопрос будет стоять крайне остро, поэтому если Вы не дадите прямого ответа, то хотя бы дайте ответ самостоятельно. Объясню почему, когда человек «изливает» мысли, по другому сложно выразить, то он обязан высказывать то, во что верит, то что он действительно считает как таковым. Ведь множество философов, попросту, что говорится «пользуются знаниями» порой даже не предполагая, саму сущность сказанного. И мне хотелось бы у Вас спросить: - В чем суть исследования, когда речь идет о потустороннем? (ведь объясняя потустороннее явление как факт, оно незамедлительно становится таковым, а доказывать уже этот факт приходится тем, кто возможно не знает даже суть именно того или этого потустороннего явления). Если Вам не составит труда, когда задаете вопрос, доводите его до конца, а когда на что-либо отвечаете, давайте исчерпывающий ответ, без привлечения мнений и предположений иных философов. Иногда даже становится смешно, когда цитаты философов употребляют частично, то есть не полно, а значит и смысл цитат теряется.

Действительно, тупик на уровне мира. Проблема в том, что вряд ли можно непротиворечиво описать то, как мир дан нам в опыте, в терминах трансцендентального опыта, т.е. того опыта мира, как он дан нам в результате т.н. феноменологической редукции. Но сам мир отнюдь не тупик! Скорее он запределен, или, как однажды выразился Хайдеггер, «потусторонен». Да-да, этот самый мир. Что касается Вашего предложения, боюсь, оно выходит за пределы сферы моих – по крайней мере феноменологических интересов.

Попробую немного написать по первой главе третьего исследования. Здесь, как впрочем, и во всех остальных местах, разбираемой книги, на себя пристально обращает внимание термин «различие». Молчанов, например, в введении к своему переводу, в котором (в противоположность И.Н. Шкуратову) не то чтобы отстаивает, но как бы и не опровергает гуссерлевскую конструкцию «чистого Я», пишет, что опыт сознания и есть опыт различения, а « чистое Я» в этом случае оказывается чем-то подобным реализации проведения и осуществления различительных границ всякого смыслового полагания жизни. Будучи изначальным, для любого действенного смысла, такой опыт не подлежит дополнительному представлению и определению, и хоть мне бы не хотелось проводить здесь очередные сопоставления Гуссерля с Кантом, а « чистого Я» с «единством чистой трансцендетальной апперцепции», нельзя не отметить, что и у Канта «Я мыслю», сопровождающее любой опыт, само предметом опыта никак не является, поэтому, например, нельзя ответить на вопрос о бессмертии души, и разрешить еще ряд, мучающих человека, бытийных загадок. Но что означает «различие» у Гуссерля? Слово это встречается у него чуть ли не через каждый абзац. Проведение различительных дескрипций опыта сознания соответствует аналитике феноменологического исследования, которую Молчанов предлагает отличать от интерпретации сознания. В этом противопоставлении у него находится повод еще раз не согласиться с постмодернисткой критикой феноменологии, поскольку последняя, не смотря на, создаваемую ей иллюзию разоблачения, все еще слишком интерпритативна. Здесь можно еще раз вспомнить о концепции природы идеального, предложенной Деррида, в качестве отождествляемой со структурой бесконечного повторения. Во многом наследуя в своих стратегиях и интересах философии Ницше, почти все французские философы, так или иначе, были затронуты идеей Вечного возвращения, поэтому не могли не писать о «повторении», но у Гуссерля «повторение» реализуется в ином смысле, чем у Деррида, Делеза или Бланшо. К проблеме происхождения идеального, ведет у него, пожалуй, различие между неточным, избегающим адекватной самоизмеримости и формализации, непосредственным созерцанием и «сущностным» созерцанием, возможным через овладение и освоение инвариантной логико-математической природой увиденного ( в третьем исследовании как раз и встречается описание процедуры вариации в сознании многоплановыми аспектами содержания опыта). С этим различием тесно переплетено различие между данным предметом и тем фоном, на котором он может быть дан. Через вопрос о самостоятельности и несамостоятельности частей содержания опыта, мы приходим тут далее к еще более сложному, и как бы пограничному уже для самой феноменологии, различию между феноменологическим анализом и реальностью существования самих предметов опыта. Стоит ли понимать это различие в терминах противопоставления сущности и существования, предполагая, что существование вообще не может быть схвачено как изолированное, а нечто «самостоятельное» может соответствовать только сущности? (« Фрагметнтация как пространственного, так и временного мометов движения не приводит к фраментации самого движения.
Из этих рассуждений следует также, что в объективном времени, во времени природы, временные отрезки, имевшие in abstacto характер фрагментов по отношению к любой временной протяженности, включающей их в себя, теряют вместе с этим характером и взаимную независимость, если мы их начинаем рассматривать относительно конкретно заполненного временного единства, которому они присущи как самостоятельные моменты.» Ли2. стр. 273.) Мне кажется, что если очень захотеть овладеть всеми проводимыми Гуссерлем в ЛИ противопоставлениями (наиболее сложным в этом отношении оказывается разбор некого внутреннего диссонанса между описанием у него предмета, исходя из пространственных интуиций, и того же предмета, понятого, исходя из природы времени) в их следствиях для понимания механизма мышления, о самом мышлении можно поставить целый ряд принципиально важных вопросов. Но такая задача, увы, исключительно трудоемка.

«Что означает, что мы можем представить себе какое-то содержание «само по себе», «отдельным»? Означает ли это по отношению к феноменологической сфере, к сфере действительно переживаемых содержаний, что подобное содержание может быть высвобождено из переплетения с соответствующими содержаниями, т.е., в конечном счете, вырвано из единства сознания? Очевидно, нет. В этом смысле все содержания неотделимы. То же самое верно и для являющихся вещных содержаний по отношению к общему единству являющегося как такового. Представляя себе в отдельности содержание голова лошади, мы, тем не менее, делаем это неизбежно во взаимосвязи. Это содержание выделяется на предметном фоне, являющемся вместе с ним, оно непременно дано одновременно с разнообразными другими содержаниями и, в некотором роде, с ними едино. Но что же тогда означает отделимость этого содержания посредством представлений? Нам думается, что единственно возможный ответ на это следующий.
Такая отделимость подразумевает не что иное, как то, что мы можем удерживать в представлении это содержание тождественным при неограниченной (произвольной, не сдерживаемой никаким законом, коренящимся в сути этого содержания) вариации связанных с ним и вообще данных вместе с ним содержаний; помимо этого также подразумевается, что это содержание никак не затрагивалось бы уничтожением любого состава данных вместе с ним содержаний» (Гуссерль Эд. Собрание сочинений Т.3. Логические исследования. Т.2.(1). М. Гнозис. 2001. стр217-218.)
Интересно, ставил ли когда-нибудь Гуссерль вопрос о первичности имагинативной вариации в отношении происхождения эйдетической идеальности, или она все же оставалась для него лишь средством феноменологического анализа? В «Происхождении геометрии», где как раз и предпринимается попытка генетического истолкования природы идеального, Гуссерль отталкивается от темы математизации пространства, требующей определенной истории и практики, закрепляемой в учреждающих актах, требующих далее своей передачи, возобновления, развития и т.д., но подобное объяснение (не смотря на решающие для истолкования исторического процесса выводы) представляется лишь обходным путем, не достигающим внутренней сути вопроса. Со времен Декарта статусом самодостовеного и самоочевидного знания признается то, что дано мне во «внутреннем чувстве» или понимании истинности того, что дано мне именно как данное мне самому; любой же выход вовне этой самоданности, обращение к предметам, внешнего к моему сознанию, существования – как минимум, всегда нуждается в доказательстве. Такое доказательство, хотя его и можно изобрести, никогда, впрочем, не способно получить силу безусловного принципа, и, так или иначе, приходится признавать, что сама «реальность мира» может быть истолкована только лишь как «метафизическая предпосылка». («И даже если бы всякому психическому явлению, которое я квалифицирую как восприятие, соответствовал физический объект, все равно это утверждение было бы догматическим, т.к. до сих пор еще не установлено, что я имею доступ к реальности, лежащей за пределами моего сознания.» Хайдеггер. Пролегомены к истории понятия времени. Введение.) Между тем у самого Гуссерля в его «Феноменологии внутреннего осознания времени», именно во «внутреннем чувстве» сказывается как раз изначальная идеальнейшая и точнейшая математизированность всего временного континуума, поскольку самотождественность любых темпоральных фаз, оттенков, модификаций, ретенционально трансформирующихся по строгим законам имманентного сознанию «геометрического самоотношения», есть то, без чего человек вообще не в состоянии мыслить даже внутренне очевидное для него самого. Но вот здесь то и возникает тема отношения между временем и пространством, трансформации одного в другое, и того, что я в прошлом сообщении назвал диссонансом между пространственными и временными дескрипциями у Гуссерля. Тема эта, имея отношение к разбирательству во взаимоотношениях «внутреннего» и «внешнего» миров сознания, как раз и ставит вопрос о «доступе к реальности», причем так, что идеальное ставит в основание реального, а не низводит его к функции бесплотной фикции «отражения» или чего-то еще.

Методическое пособие
Что бы рассматривать метод Эдмунда Гуссерля, вначале нужно рассмотреть его концепцию, а именно увидеть то, что хочет до нас донести Эдмунд Гуссерль, а не то, какие средства он использует. Для начала основная концепция его, это не говорить на языке науки, а говорить тем языком, которым проще объяснить суть вещей. Суть его науки донести до общественности довольно простую картину, которая постает если не всматриваться в суть, то находясь внутри ее понятийного круга, и составить ту картину мира, которую доводится созерцать.
На удивление многим сообщу, разум имеет намного больше пространственной свободы, чем биологический механизм, поэтому следует говорить, не от биологического механизма, а от себя самого, как автор описывает свое состояние в момент события. Конечно, автор мог описывать и само событие, но в этом случае было бы потеряно то, что называется разумным объяснением. Если рабочий забивает гвоздь, он может в течении всего процесса, думать о том, как он забивает гвоздь, но как не парадоксально, он лишь частично отдает свое внимание забиванию гвоздя, а остальное пространство ума он использует для фантазий, представлений, воспоминаний, да и много другого на что способен человеческий разум. Гуссерль, крайне был бы разочарован, видя как его возвышают великим ученым, а суть его учения все равно не рассматривают с должным уважением. Это ведь для каждого, кто хочет мыслить без пределов, где каждый последующий предел, преодолевается так же легко, как открывание двери на себя, при надписи «от себя». Искренне надеюсь, что хотя бы один сможет возобладать над своим состоянием лени, навиваемое биологическим механизмом к работе, но разумный труд - это тот труд, который окупается немедленно и служит до неопределенного срока.

Уважаемый Валерий!
Как помнится, мне уже приходилось писать на семинаре о, так называемой, сути учения Гуссерля. Сейчас, наблюдая резкий спад продуктивной работы, заявленного прочтения ЛИ, думаю, что дело («Дело не в деньгах и в не в количестве женщин, и не в старом фольклоре и не в Новой волне. Но мы идем вслепую в странный местах, и все есть у нас – это радость и страх…») тут губит именно обще - мировоззренческое отношение к теме. Оно не требует никакого собственного изучения феноменологии (кажется в предисловии к отдельному изданию шестого логического исследования, Гуссерль сравнивает занятие феноменологией с занятием математикой, которой невозможно научиться за один день, но ведь феноменология намного сложнее), а ведь именно этим мы и собирались заняться.
Я согласен, что, например, моя собственная лень в работающем стремлении мыслить нечто важнейшее, мешает мне заняться чем-нибудь путным. Но эта лень относится не к моей неспособности провозглашать философские лозунги и писать по их поводу манифесты, а к тому, чтобы, например, дочитать до конца все пять переведенных ЛИ2 к будущему утру, одним махом.
Когда-то я был на подобное способен, но сегодня, пожалуй, что нет.
Пожалуй, глупый, и чисто эмоционально-непосредственный ответ на Ваше «Пособие» по чтению Гуссерля. Но начните с себя, скажите: « если не я кто же?» Но это «я» тогда должно быть действенным, а не только лишь обвиняющим. Пусть в этом «действии» каждый из нас работает над своим самосовершенствованьем в меру своих сил и в силу собственного предназначения. А Гуссерля дочитать все-таки нужно. Читайте и пишите, но только не про себе, а о феноменологии.
С уважением, Воробьев А.В.

Алексей Воробьев я понял, что Вы хотели сказать, но Вы явно не поняли мое стремление попытаться объяснить, Вам и не только, что следует не читать и не учить, а проводить собственные исследования. Здесь мы, можем не ограничиваться теми задачами, которые ставил перед собой Эдмунд Гуссерль в ЛИ, ведь он попытался донести суть феноменологии, а я считаю, что человек в состоянии уже самостоятельно созерцать, без подсказок, даже такого учителя, как Эдмунд Гуссерль. Когда в школе дают теоремы и заставляют их учить и знать на память, то тем самым лишают учеников способности мыслить заменяя ее способностью знать. Я хочу, не зубрить ЛИ, а общаться на всевозможные темы с теми, кто способен самостоятельно созерцать. Разве Вы сами не видите, что созерцать можно невероятно многое, выучить Вы всегда можете успеть, а познать можно только отрекаясь от всего лишнего. Если Вы не желаете общаться, а хотите найти для себя одноклассника, выполняя с ним домашнюю роботу ЛИ, то это не ко мне. Но если все же захотите пообщаться, достаточно задать вопрос волнующий Вас.

Уважаемые форумисты, прошу меня простить за отлучку. Для этого были объективные причины, о которых я писал ранее. Отныне я снова намереваюсь включиться в дискуссию.
Кажется, мы пока еще обсуждаем 3 иссл? Постараюсь, по мере возможностей, ответить на прозвучавшие вопросы по ЛИ (на вопросы, выходящие за рамки ЛИ Гуссерля, я, как и обещал, готов ответить в других темах). Я рад, что Алексей Воробьев и alloff не устранились от дискуссии и не последовали примеру нашего "адвоката дьявола" - Tugodum'a.

Что касается Валерия Няньченко - то слова здесь, по всей видимости, бессильны. Дизлексию я не лечу. Я не врач, а админ форума. За систематические оффтопики в этой теме все сообщения Няньченко будут подвергаться премодерации со стороны членов Клуба.

Хорошая формулировка, "чистое я" как реализующаяся функция. Следует учесть, наверное еще, что границы и различия очерчивают мое существование как конкретного я, конституированной личности. Само же чистое я, как "имманентная трансцендентность" особого рода, границам и различиям не м.б. причастно. Но тогда как оно может выступать принципом различения?

Но если ставить вопрос о происхождении таким образом, то не будет ли его решение тоже идеальным, как объясняющее с помощью идеального механизма?

Что касается Вашей интуиции касательно временных и пространственных дескрипций у Гуссерля, несколько не уловил, но буду внимателен при чтении 3-го исследования. Мне все же кажется, что математизация времени в геометрических схемах, как заимствующая онтические средства описания, не дает доступа к времени как среде существования. Хайдеггеровские экстазы и даже теория относительности (время как измерение) оказываются ближе ко времени. А пространство - да, мы можем постигать его только через изменение положения, т.е. опять-таки, через время.

Здравствуйте, alloff!
Прошу меня извинить, но в последнее время оказался просто в каком-то катаклизме житейских забот и потому никак не мог Вам быстро ответить, да и к слову сказать, и сейчас не уверен: смогу ли я написать нечто на сформулированные вопросы в контексте ЛИ, или собьюсь при ответе на дискурс из уже совершенно «другой оперы». Последнее кажется нежелательным, и в связи с этим хотелось бы сделать несколько предложений. Раз уж сейчас все равно период отпусков и каникул, - не договориться ли нам сделать некоторый перерыв в работе семинара (тем более, подобные перерывы уже и так начали «прорываться»), а осенью (или, если у кого позволят обстоятельства, то и раньше) взяться за дело уже с новыми силами? На этом предложении я никак не настаиваю, просто уже давненько ловлю себя на мысли, что за отдельными деталями и механизмами устройства ЛИ я никак не могу уловить как бы сам принцип действия всей этой «машины». В том, что эта «машина» действует, причем действует в очень важном для философии режиме у меня не возникает сомнений, но, видимо придется потратить часть лета на перевод шестого исследования, чтобы со всем этим разобраться конкретнее. Увы, мой немецкий хромает на обе ноги; «хромота не грех» - говаривал некогда Фрейд. Попробую все же доковылять до финала, очень надеюсь, что мы еще не раз сможем обменяться взаимными относительно феноменологии мыслями и наблюдениями.
С уважением, Алексей.

Алексей, а я как раз собирался взяться за семинар ... Поскольку как раз освободился и просто жажду исправить ситуацию, в которую сам же вас и завел. То обстоятельство, что мне удалось с вами обоими встретиться в оффлайне, я думаю, позволит нам более свободно общаться (хотя, конечно, нужно учитывать, что нас читает почтенная публика). Что касается запутанности ЛИ2, то отчасти это, видимо, объясняется тем, что рассматриваемые исследования носят достаточно разрозненный характер, это не система, а подступы к феноменологии, причем, подступы, как мы уже успели заметить, с разных сторон. Но если мы все же (надеюсь) перейдем (в свое время) и сконцентрируемся на 5 и 6 исследованиях, то многие вещи прояснятся, в том числе и те, о которых шла речь в предыдущих частях.